Иосаф Любич-Кошуров - Сон Лилии [Легенды и сказки]

— Слышишь, что ль? — продолжала она, качнув Лилию за плечо в одну и другую сторону. — Ну, говори! Что же ты молчишь, что же ты молчишь?

И она опять качнула Лилию и еще больней сдавила пальцами ее плечо.

Сквозь тонкий лиф Лилия чувствовала, какие у ней жесткие, твердые и длинные пальцы — будто тонкие железные клещи.

— Что же ты молчишь?

А Лилия не молчала, чувствуя, что если она скажет хоть одно слово, то громко разрыдается на всю мастерскую.

И тогда бы ей не было пощады от хозяйки.

Хозяйка не любила, когда ученицы плакали.

И она стояла потупившись, кусая нижнюю губу и мигая веками. Ее щеки и подбородок стали совсем мокрыми от слез.

— Дура! Дура! — раздался вдруг за окном очень хорошо знакомый Лилии голос.

— Дура, — говорил голос, — дура!

Когда Лилия, хозяйка и все, кто был в мастерской, взглянули по направлению окошка, то увидали на подоконнике скворца…

Он сидел на подоконнике, на самом краю, нахохлившись, взъерошив на зобу перья и устремив на хозяйку свои большие умные глаза…

— Дура! Дура!

Хозяйка оставила Лилию и, смотря в упор на скворца, стала подкрадываться к нему, поджав губы и вытянув шею.

А скворец, как ни в чем не бывало, сидел на подоконнике и кричал на всю мастерскую:

— Дура! Дура!

Хозяйка, не переставая потихоньку приближаться к окошку, сунула руку в карман и потом, вынув ее, протянула ее перед собой ладонью вверх.

Теперь на ладони у нее были подсолнухи.

Когда она подошла к окну совсем близко, скворец напыжился и крикнул так громко, что у Лилии зазвенело в ушах:

— Ду-у-ра!

Потом он вспорхнул и в одну минуту скрылся за окошком.

— Не могу — рассказывал он потом Лилии, поглаживая себя по бокам крылышками, — не мог удержаться… Этакая ведьма! Все лето притворялся немым, а тут не мог…

А хозяйка решила поймать скворца во что бы то ни стало.

Она говорила, что очень любить птиц, а особенно таких, которые говорят.

Когда скворец узнал от Лилии, что на него готовится облава, он поскреб лапкой у себя за ухом и сказал:

— Плохо дело!..

И при этом так покачал головой, как будто ему задали какую-нибудь трудную задачу из самого трудного задачника, и он чувствовал, что эта задача ему не по силам…

ня через два после описанного происшествия хозяйка мастерской действительно поймала скворца…

Она пробралась к нему ночью, когда он спал в своем скворечнике, и без особого труда схватила его.

Потом она посадила его в клетку, которую приготовила еще заранее.

Клетка была очень просторная и очень красивая, с железными прутьями и окрашенным в зеленый цвет верхом.

Но скворец, когда его посадили в эту клетку и захлопнули за ним дверцу, едва только очутился за решеткой, сейчас же выругал хозяйку дурой, а про ее клетку сказал, что это не клетка, а застенок.

Потом он добавил, что с удовольствием запер бы в эту клетку самое хозяйку.

Затем еще раз выругался, как следует, сел на жердочку, нахохлился и зарыл нос в перья на зобу.

И он весь день просидел так молча, не двигаясь с места.

Только вечером, когда к клетке подошла Лилия, скворец спрыгнул с жердочки на пол клетки и, подбежав к решетке, просунул голову между прутьями.

— Лилия, Лилия! — закричал он из клетки и замахал крылышками.

Больше он ничего не сказал ей.

Но по тому, как он махал крыльями и смотрел ей прямо в глаза долгим пристальным взглядом, Лилия поняла, чего он хочет от нее.

Ей казалось, что скворец ни на одну минуту не потерял надежды вырваться на свободу.

И потому-то он так махал крылышками и смотрел на нее так долго и пристально.

О, он верил в свое освобождение!

И именно Лилия должна выпустить его на свободу.

Сейчас же, как только раздался ее голос, он вспрыгнул на жердочку и, махая крыльями, громко и радостно запел.

А Лилия смотрела на него и говорила:

— Погодите, погодите, потерпите немного — я вас выпущу.

Скворец слушал ее, утвердительно качал головой и пел еще громче, еще радостней.

— Выпущу, выпущу, — говорила ему Лилия.

Вдруг скворец оборвал свое пение, спрыгнул с жердочки и крикнул:

— Ду-ура!

В то же время Лилия почувствовала на своем плече чью-то руку… Жесткие, тонкие, длинные пальцы больно сдавили плечо и повернули Лилию спиной к клетке.

Лилия увидала черное платье, лаковый пояс на длинной, узкой талии и ножницы, привязанные к этому поясу…

Она стояла, не смея поднять глаз, и молча глядела на этот лаковый пояс с черной пряжкой.

А жесткие, цепкие пальцы все сильней сдавливали ее плечо.

Затем она услыхала знакомое ей шипенье:

— Что? Что ты сказала? Ась, негодная? Хозяйка сама старалась, лазила, лестницу у дворника выпросила, а она, изволите видеть: «выпущу»! Пшла!

Подведя Лилию к двери и все так же, не выпуская ее плеча из своих пальцев, хозяйка толкнула ее в дверь и сейчас же захлопнула дверь.

В эту ночь Лилия долго не могла заснуть.

Она все думала про скворца, про перепела в темной клетке, про свою хозяйку.

Теперь ей уж трудно будет помочь скворцу вырваться на свободу.

Хозяйка, конечно, станет зорко следить за ней.

И Лилии казалось, что она сама точно, как в клетке.

Не лучше, чем скворец или перепел, или же та бледно-зеленая травка, что растет у сарая между камнями.

Ведь и травка все равно как в клетке…

Каждую минуту она, как живого, видела скворца на жердочке в клетке, как он машет крыльями, поет и смотрит на нее, будто хочет сказать:

— Все равно я улечу отсюда, все равно улечу! Лилия не даст меня в обиду.

А что для него может сделать Лилия!

И ей стало жалко скворца, и когда она вспоминала про него, то жалость к нему, что была в ней, точно претворялась в слезы, и ей казалось, что все ее сердце полно слез.

На утро она встала с мокрыми щеками, с синевой под глазами и с тусклым потухшим взглядом.

А в мастерской, за работой, когда скворец начинал петь, она низко наклоняла голову, потому что песня скворца отдавалась в ее сердце тоской и болью, и в сердце опять собирались слезы и подступали к горлу.

Она опять испортила свою работу, и опять хозяйка, как будто уже заранее зная, что Лилия испортит работу, подошла к ней и, как вчера, долго ворчала и говорила все то же, что вчера.

Потом она велела Лилии идти в кухню.

Это у ней было такое наказание.

Как кто провинится во второй раз, — служить в кухне и помогать кухарке.