Лиз Брасвелл - Время желаний. Другая история Жасмин

— Признаюсь, — заговорил он наконец, — я не слышал ни о каких арестах. Однако я немедля поговорю об этом с Джафаром, обещаю тебе.

— Спасибо, отец, — сказала Жасмин, склоняя голову.

— И раз уж мы заговорили о том, что тебе чуть не отрубили руку, — продолжал султан уже более грозно, — давай-ка выясним, как так получилось, что ты покинула дворец… без сопровождения… сбежала…

— Что ж, видимо, это не так уж важно, раз Джафар может проследить за каждым моим шагом, — с горечью ответила Жасмин.

— Да, и можешь не сомневаться, я непременно поблагодарю за это Джафара.

— Поблагодарите меня за что, Ваше Величество?

Жасмин гневно посмотрела на Джафара, который в этот самый миг вплывал в комнату, как всегда, спокойный и невозмутимый. Она сбилась с ног, разыскивая его все утро, а теперь вот он, пожалуйста, является, откуда ни возьмись, как будто его нарочно вызвали. Одетый, как всегда, с ног до головы в черное и красное, поверх платья — длинная мантия с острыми плечами, высокий белый воротник закрывает шею до самого подбородка, как будто сейчас зима в морозном краю, а не разгар лета в жаркой Аграбе посреди раскаленных пустынь. Мерно постукивает своим длинным посохом с навершием в виде головы кобры… На многих облик великого визиря наводил страх, Жасмин же видела в нем только глупое пристрастие к театральным эффектам.

Хорошо хоть его глупого попугая при нем не было.

Возможно, у кого-нибудь другого столь сильная привязанность к крикливой птице вызывала бы умиление… У Джафара же она была лишь еще одним проявлением его безумия. Яркая пернатая тварь частенько целыми днями просиживала у него на плече, время от времени лакомясь сухариками, которыми ее с удовольствием угощал султан, а потом облегчаясь прямо на черную мантию визиря. Из-за этого сзади она была вся в противных белесых потеках.

И ведь никто ни во дворце, ни в городе не решался даже словечка сказать по этому поводу.

Интересно, чем сейчас занят вредный попугай? Опять треплет какие-нибудь бесценные гобелены и мусорит повсюду?

— Что ты сделал с юношей? — сердито вопросила Жасмин, скрестив руки на груди.

— Э… что? — Кажется, Джафар искренне растерялся.

— С тем юношей, которого арестовали по твоему приказу!

— Ах, с тем… Полагаю, он уже мертв. Однако я пришел сюда по гораздо более важному поводу.

— Мертв?

Совершенно верно. Его увели в пустыню и казнили за то, что он поднял руку на принцессу крови. Ну, или что-то в этом роде, — бросил Джафар, нетерпеливо отмахиваясь.

— Кто дал тебе разрешение казнить арестованных? — задал вопрос султан.

Но Жасмин уже едва ли слушала.

Она была знакома с этим юношей всего несколько часов, но его лицо так легко всплывало в ее памяти, как будто она видела его наяву. Она помнила каждую черточку. Большие карие глаза и лучики-морщинки, которые собирались в их уголках, когда он улыбался. Маленький шрамик с левой стороны над верхней губой. Жест, которым он отбрасывал со лба волосы, когда смеялся.

А теперь его нет. Ничего не осталось. Только прах.

И все из-за нее.

— Помолчи, ты, бесполезный жалкий старик. Я пришел сюда не для того, чтобы рассуждать о судьбе какой-то Уличной Крысы, — сказал Джафар.

Отец Жасмин застыл на месте, не находя слов. Никто не смел так разговаривать с султаном. Даже Джафар. И даже Жасмин.

— Я пришел сказать тебе, что твое царствование, боюсь, подходит к концу.

— Последи за своим языком, Джафар, — с угрозой произнес султан. — Очевидно, что-то приключилось сегодня с твоей головой. Однако даже ты не можешь считать себя превыше обвинений в измене своему правителю. Что ты имел в виду под этими словами?

— Я имел в виду, — проговорил Джафар, подчеркнуто растягивая слова, — что твоему. Царствованию. Пришел. Конец. И теперь править Аграбой буду я.

— Немедленно объяснись! — вспылил султан. Его лицо побагровело от возмущения, а пухлые руки сжались в кулаки.

Жасмин постаралась сосредоточиться. Она все еще не оправилась от потрясения после новости о казни юноши, но похоже, что вокруг происходило нечто очень и очень странное.

— С великим удовольствием, — сказал Джафар. Сунув руку под мантию, он театральным жестом извлек из-под нее…

…Нечто, до крайности похожее на старую, помятую медную лампу.

— Это что, какой-то розыгрыш? — с любопытством поинтересовался султан. — Разве у меня сегодня день рождения?

Жасмин тоже поначалу растерялась.

Но тут, ощущая всей кожей жар ужасного озарения, девушка начала понимать, что это такое. Еще когда она была маленькой, няньки рассказывали ей сказки о волшебстве джиннов и об удивительных сокровищах, которые скрываются в тайниках пустыни. Она и сама читала об этих легендах в книгах, когда подросла. А письмена, вытравленные на основании лампы, были явно сделаны на каком-то древнем языке. Очень древнем…

Словно перенесшись в давно прочитанную книгу, Жасмин зачарованно смотрела, как Джафар сделал именно то, чего она от него ожидала: поддернул рукава и потер Рукой лампу.

Поначалу ничего не произошло.

Жасмин, затаившая дыхание, уже почти расслабилась и снова начала дышать.

И вдруг из носика лампы показалась тоненькая струйка голубого дыма.

Заинтригованный султан наклонился ближе.

— О нет… — прошептала Жасмин.

Внезапно дым вырвался из лампы, как рой пчел из горящего улья. Джафар опасливо отстранил ее от себя, султан и вовсе отскочил в сторону. Лампа затряслась. С нее посыпались искры, тусклая медь засверкала яркими разрядами, похожими на молнии. И вдруг она завопила.

Или завопило что-то другое.

То стремительное и синее, что выскочило из лампы, теперь металось по комнате, как взбесившаяся собака — если бы собаки умели летать.

Жасмин отвернулась, прикрыв лицо руками.

— ЙЙЙИИИИИИИИИООООООУУУУУУ!

Оглушительный вопль звучал уже почти по-человечески.

Полоса летучего синего дыма замедлилась, осела вниз, чуть раздалась и превратилась… в человека.

Точнее, в половину человека.

Половину очень большого человека с синей кожей, золотыми серьгами в ушах и золотыми рабскими браслетами на запястьях. Он был лыс, если не считать небольшого пучка волос на макушке, прихваченного золотым шнурком, и остроконечной бородки, оканчивающейся завитком. Его миндалевидные глаза странно мерцали.

А его нижняя половина представляла собой всего лишь струйку дыма.

— Десять тысяч лет! — вскричал он звучным, гулким басом. — Десять тысяч лет я был пленником этой лампы.

— Джинн, — обратился к нему Джафар с масляной улыбочкой. — Джинн, я…

— Ох, до чего же приятно наконец немного размяться — продолжал джинн уже более нормальным голосом, потягиваясь и широко ухмыляясь. Он крутанулся туда-сюда, вдыхая воздух полной грудью. — Вы хотя бы представляете себе, что такое провести десять тысяч лет без массажа? Или без ванны? Или без…