Сергей Козлов - Поросенок в колючей шубке [Сказки]

ЧИСТЫЕ ПТИЦЫ

Больше всего Ежик любил эти первые по-настоящему весенние дни! Уже ни одного островка снега не осталось в лесу, в небе по ночам громыхал гром, и, хотя молнии не было видно, до самого утра шумел настоящий проливной дождь.

«Лес умывается! — думал Ежик. — Умываются ёлки, пеньки и опушки. А птицы летят теперь с юга, и им тоже моет дождь пёрышки!»

И по утрам он выходил на крыльцо и ждал чистых, вымытых птиц.

— Ещё не прилетели! — говорила Белка.

— Кар-р-р! Им тр-р-рудно в пути! — картавила Ворона.

А Ежик нюхал воздух и говорил:

— Всё равно пахнет чистыми птицами!

И Дятел тогда принимался на самой верхушке сосны чистить себе пёрышки.

«Я тоже должен быть чистым! — думал он. — А то они прилетят и скажут: что же ты такой пыльный, Дятел?»

Заяц сидел под кустом и мыл себе уши.

— Возьми еловую шишку! — крикнул Ежик. — Еловой шишкой лучше отмывается!

— А чем вы посоветуете мне почистить рога? — спросил, выйдя на опушку перед Ежикиным домиком, Лось.

— Песком, — сказал Ежик. — Нет лучше, чем чистить рога песком.

И Лось пошёл к берегу реки и увидел вылезающего из воды Лиса. Лис был рыжий-прерыжий и в правой лапе держал пучок прошлогодней травы.

— Не почистите ли вы мне рога? — пробормотал Лось. — А то неудобно: прилетят птицы, а у меня рога — грязные…

— Сейчас? — сказал Лис. Выкрутил пучок прошлогодней травы, спрятал его под большим камнем и вылез на берег. — Где ваши рога?

Лось склонил рога, и Лис принялся начищать их песком.

— Чтобы блестели? — спросил он.

— Нет, — сказал Ежик. — Блестящие рога — некрасиво. Они должны быть… туманные!

— То есть, чтобы не блестели? — уточнил Лис.

— Чтобы не блестели, — сказал Ежик.

И Лось даже отфыркивался — так ему было хорошо и приятно.

А Дятел уже совсем вычистил пёрышки и был теперь чистый и молодой.

Заяц отмыл уши и мыл хвостик.

А Ёжик давно уже протёр тряпочкой каждую иголку и был такой чистый, что даже самая чистая птица не смогла бы ему сказать, что она чище его!

В апреле, когда на деревьях начали распускаться почки, Ёжик вышел на берег реки, встал на задние лапки, глубоко вздохнул и посмотрел, не сорвалась ли с привязи Щука. Щуку он поймал ещё прошлым летом, и с тех пор она жила у него на длинной веревке, один конец которой был обмотан вокруг щучьего хвоста, а другой — привязан к колышку.

Ежик потянул за верёвку и спросил:

— Как ты себя чувствуешь, Щука?

Щука плеснула хвостом, разинула пасть и беззвучно закричала:

— Кактысебячувствуешь? Кактысебячувствуешь?.. Плохо! Вот как я себя чувствую!..

— А что с тобой? — спросил Ёжик.

— Чтостобой? Чтостобой?.. — беззвучно передразнила Щука. — Вот посиди целую зиму на привязи, тогда будешь знать, что со мной!..

— А хочешь поехать далеко-далеко? — спросил Ежик.

— Никуда не поеду!

— А я тебе лягушку принёс… — сказал Ежик.

— Лягушку?

— Да. Зелёную и толстую. Я её целую зиму кормил!

Щука выглянула из воды и с подозрением поглядела на зелёный мешочек, который висел у Ежика через плечо.

Ежик бережно погладил его, а потом плавно покачал перед самым носом у Щуки.

— Я думал, ты поедешь… — сказал он.

— Ква-а-а? — зелёненьким голосом сказал мешочек.

— За-пря-гай! — крикнула Щука и подплыла к берегу.

Ёжик отвязал верёвку от колышка и привязал её к носу лодки. Сам сел на корме и взял в лапу длинную хворостину.

— По-ехали! — крикнул он.

Лодка вышла на середину реки, повернула и понеслась вниз по течению.

— Как ты себя чувствуешь, Щука? — снова спросил Ежик.

Щука ничего не ответила. Она изо всех сил гребла плавниками и била хвостом, и ей было не до разговоров.

А Ежик стал думать о том, что далеко-далеко на юге, куда он плывёт, на маленьком островке растёт старый каштан и что у него набухли, наверное, теперь почки… И что он, Ежик, приплывёт к пустынному островку, привяжет лодку и наломает каштановых веточек, а потом вернётся домой и поставит их в воду. И через неделю у него дома распустятся большие белые свечи. Но они не сразу распустятся, а сначала покажутся пятипалые зелёные листочки, маленькие и нежные, в белом пуху… И он, Ежик, никуда не будет ходить, ни с кем не станет разговаривать, а запрётся дома, поставит перед собой банку с ветками и будет целыми днями, с утра до вечера, смотреть на них, чтобы всё-всё было у него перед глазами, чтобы ничего-ничего не пропустить…

А потом, когда уже вырастут листья к распустятся свечи, он, Ежик, вынесет их на поляну и созовёт весь лес… «Сначала, — скажет он, — просто лопнула почка. Потом — высунулся зелёный клювик. Потом — он вырос и развернулся, как маленькая ладошка. Потом я лёг спать — и распустились свечи!..»

«Это очень интересно», — скажет Медвежонок.

«Это — удивительно!» — скажет Ослик.

«И всё-таки — что это такое?» — спросит Белка.

«Это свечи каштана с маленького острова на юге реки!» — скажет Ежик…

— Ёж! — беззвучно закричал кто-то. — Покажи лягушку!

Это была Щука. Она устала тащить лодку и хотела посмотреть на лягушку.

Ежик снял с плеча зелёный мешочек и помахал им над головой.

Щука облизнулась, нырнула ещё глубже и снова принялась бить хвостом и грести плавниками.

А через полчаса они пристали к маленькому острову, на котором рос старый каштан.

— Давай лягушку! — крикнула Щука.

А Ежик стоял на задних лапах с зелёным мешочком через плечо и не мог вымолвить ни слова.

Перед ним, как снежная гора, сияя сотнями распустившихся белых свечей, стоял старый каштан.

— Опоздал!.. — горько вздохнул Ежик.

«Ква-а-а!» — радостно крикнул Лягушонок.

Выскользнул из мешочка и плюхнулся в воду.