Наталья Маркелова - Мар. Червивое сердце

— Конечно, бери, если хочешь. — Я чувствовал себя неловко, не зная, что нужно делать в таких случаях. — Но, чур, потащишь лютню сама.

Стелли кивнула, поднялась, и мне сразу стало холодно без её объятий. Но тут девочка улыбнулась, и я снова окунулся в тепло её присутствия.

— Пойдём, я видел рядом с домиком родник, нам надо помыться и постирать одежду, — предложил я.

— А во что мы переоденемся? Сошьём платья из листьев и травы? — Стелли шутила, но в глазах её всё ещё стояли слёзы.

— Что-нибудь придумаем. Ты не представляешь, каким я могу быть изобретательным. Впрочем, и предложенный тобой вариант тоже сгодится.

— Всё лучше, чем это. — Стелли указала на своё платье, полностью покрытое болотной жижей. Золотые волосы девочки слиплись, лицо было перепачкано, да и я выглядел не лучше. — Если нас с тобой сейчас кто-нибудь увидит, то примет за болотную нечисть и в ужасе убежит прочь, — рассмеялась Стелли.

— Я сам от себя скоро в ужасе убегу, эта болотная гадость ещё и воняет. — Я демонстративно зажал нос.

— А ты уверен, что это не твой обычный запах? — подначила меня Стелли.

Я показал ей язык, и мы снова засмеялись.

В домике я нашёл старое лоскутное одеяло и разрезал его на две части. Одну отдал Стелли, другую оставил себе. Девочка отправилась к роднику первой и вскоре вернулась; завёрнутая в лоскутное полотно, да ещё и с мокрыми волосами, она походила на шута.

— Тебе только в цирке выступать, — хмыкнул я.

— Бери выше, я согласна только на роль шута королевы.

— Высоко метишь.

— Отец говорит, что если ставить маленькие цели — ничего не достигнешь в жизни. А уж в плане достижений ему нет равных, так что его словам приходится верить.

Когда в таком же наряде вернулся от источника я, Стелли присвистнула, а я гордо задрал нос:

— Боюсь, что на должности королевского шута тебе придётся потесниться.

— Ничего, я думаю, мы с тобой сработаемся, шут, — отозвалась она.

Не знаю почему, я вдруг вздрогнул, по спине пробежал холодок. Обычно о таком чувстве говорят: кто-то прошёл по моей могиле. Раньше я не понимал значения этой фразы, и вдруг она сама собой пришла на ум. Сравнение с шутом совсем меня не обидело: Стелли не издевалась, она сказала бы так, будь я самым нормальным мальчиком, да рядом с ней я и чувствовал себя вполне нормальным. Но вот этот могильный холод был словно предзнаменованием надвигающейся беды.

Мы отстирали нашу одежду настолько, насколько смогли, и развесили на кустах в надежде, что жаркое весеннее солнышко высушит её. Отчистить грязь полностью у нас не получилось, но мы не особо об этом горевали.

Когда со стиркой было покончено, мы вдоволь повеселились у ручья, брызгаясь и шлёпая по воде, и сели отдыхать на тёплых камнях, разморённые и счастливые. И тут я вспомнил кое-что.

— За домиком я видел колодец, — сказал я Стелли.

— После купания в Болотах мне что-то совсем не хочется пить, — сморщила нос девочка.

— А магии хочется? — спросил я шёпотом.

— Вот от магии я никогда не откажусь, — так же тихо ответила Стелли.

— Но, чур, никому. — Я уже не боялся доверять подруге свои тайны, но мне хотелось нагнать побольше таинственности.

— Слово даю, но не томи, Мир, что ты придумал в этот раз?

Внутри я возликовал, мне нравилось поражать эту девочку. О колодцах я знал, помимо того, что из них можно доставать воду, ещё кое-что особенное. Эту тайну поведала мне наша соседка Эгу. О бабушке Эгу поговаривали, будто она ведьма, я в это тоже верил, но совсем не боялся. Напротив, я любил эту странную старую женщину, с которой судьба обошлась не слишком ласково и теперь Эгу доживала свой век в одиночестве. Однажды я прополол сорняки в её огороде, за что был награждён хорошей историей.

«А знаешь ли ты, — спросила меня Эгу, — что каждый колодец — это самая настоящая сокровищница?»

«То есть туда кто-то бросил драгоценности?»

«Э, нет. Драгоценности и золото — это побрякушки. Настоящие сокровища — это наша память о счастливых мгновениях и любимых людях».

«Тогда при чём тут колодцы?»

«При том, что нет места надёжнее для хранения воспоминаний, чем колодцы. Иногда я думаю, что первоначально они и были задуманы именно для этого, а потом люди придумали черпать из них воду».

«И как же хранить в колодце воспоминания?»

«Вот будет у тебя любимая девушка, — начала старуха, сердито глянув на недоверчиво хмыкнувшего меня, — подведи её к колодцу, посмотри вместе с ней в воду и шепни: „Вода, вода, сохрани нас навсегда“. И после этого, когда бы вы ни возвращались к тому колодцу, вместе или порознь, вы всегда увидите в глубине отражение вас двоих. С годами отражение будет меняться, взрослея и старясь вместе с вами, а когда одного из вас не станет, образ вернётся к своему изначальному состоянию. И это сокровище никогда не исчезнет. Даже если один из вас умрёт, второй всегда увидит любимое лицо рядом со своим. Поверь мне, это дорогого стоит».

Именно Эгу в первый раз привела меня на Болота, когда я захотел там побывать в память о матери, научила избегать магии цветов, находить тропинки и любить это место. Когда однажды старуха пропала, я начал расспрашивать о ней всех соседей, но те только отводили глаза. Узнав о моих поисках, отец позвал меня в мастерскую. Обычно он не приглашал меня в этот храм, где рождались лютни, даже не делая и малой попытки передать мне своё мастерство. В тот день я слушал его, рассматривая развешенные на стене заготовки инструментов, нос мне щекотали запахи лака и древесной стружки. А отец говорил об ответственности, о том, что я уже взрослый. Признаться, я даже не понимал, куда он клонит, а потом он вдруг взял с меня слово, что я забуду Эгу. Я воспротивился, но отец нагнулся, заглянул мне в глаза и жёстко сказал: «Забудь». Конечно, я забыл её не сразу, как от меня этого потребовали. Я забывал Эгу много бессонных ночей, различая за окном тёмный силуэт её дома. Забывал с каждой выплаканной слезой. Забывал, бродя по Болотам и окликая её в тишине. А потом однажды она пришла ко мне во сне. Опустилась на краешек моей кровати и коснулась старческой сухонькой ладошкой моих волос.

«Мир, Мир, мальчик мой, как же я благодарна тебе», — сказала она улыбаясь.

«За что?» — спросил я, хотя интересовало меня совсем другое.

«Я же думала, что в этом мире никто не будет оплакивать меня. А душа человека, о котором никто не плакал, навсегда исчезает во тьме. Ты знаешь, что собой представляют ворота в иной мир?»

«Нет».

«Это одна из чаш весов. И чтобы она поднялась, раскрывая проход, на вторую чашу должны упасть слёзы тех, кто скорбит о тебе. Так боги решают, кто прожил достойно свою жизнь, а кто нет».

«Но разве слёз одного меня достаточно?»

«Хватит и одной слезы, чтобы качнуть весы, если эта слеза от чистого сердца».