Марсель Эме - Как запело дерево

Бухты и скалы, окружающие острова, покрылись клейкой пленкой мазута.

Двадцать пять тысяч птиц жили в заповеднике на Ле-Сет-Иль. Теперь тысячи из них погибнут. По телевизору нам показывали страшные картины: трупы бакланов, глупышей и хохотушек-чаек, выброшенные на берег черной волной. Больше всего пострадали тупики и кайры.

Услышим ли мы еще в тихое летнее утро симфонию диких птичьих голосов? Увидим ли далеко в море колонии белоснежных птиц, похожие на гигантские букеты ромашек?

Птицы не исчезнут из Рузика! Надо сделать все возможное, чтобы не было больше черных прибоев ни в Бретани, ни в другом месте.

30 марта 1978 г.

Давным-давно в одном маленьком лесу было волшебное королевство, и правили им два славных короля.

Это было в те времена, когда на земле еще оставались нетронутые уголки, которые люди не успели опутать сетью дорог и телеграфных проводов; небо над ними было голубым, не исчерканным белыми полосами от сверхзвуковых самолетов.

Тишина в маленьком лесу нарушалась только стуком дятла на сосне, щебетанием болтливой малиновки да торжественной песней ветра в ветвях деревьев.

Какой благословенный, сладостный покой! Все звери жили там счастливо, в мире и согласии благодаря двум славным королям.

Они управляли королевством по очереди: один — днем, другой — ночью. Первый был голубоглазый, с золотистыми вьющимися волосами, румяный, как сама заря. Звали его Антальцидор. Второй был черноволосый, с лицом бледным и свежим, как лепесток белой розы, с глазами темными и ясными, как родниковая вода в тени ветвей. Его звали Галадор.

Я назвал их так, потому что у них и вправду были такие имена, и тут уж ничего не поделаешь. Конечно, было бы проще придумать им фамилии — например, Белов и Чернов. Но фамилии бывают только у людей, а Антальцидор и его друг Галадор были эльфами. Эльфом дневным и эльфом ночным.

А теперь послушайте, как протекала жизнь в их королевстве. В общем-то, все было очень просто. Каждое утро, когда рассеивался ночной сумрак, небо над Тропой Эльфов медленно розовело и жаворонок выводил свою первую трель, на опушке маленького леса появлялся Антальцидор.

Это был красивый молодой человек лет шестнадцати, но ростом с локоток. Одет он был в розовый атлас и белый шелк с синими лентами, на боку блестела тонкая серебряная шпага, воротник и пояс были расшиты золотом, и весь он сверкал под лиственным сводом, как маленькое солнце. Антальцидор шел, едва касаясь земли. Он ничуть не торопился: тут наводил глянец на листок ландыша, там вдыхал аромат первоцвета. Время от времени он останавливался, оглядывался по сторонам, хлопал в ладоши и запевал утреннюю песенку эльфа:

Так он бодро шагал и пел, прерывая иногда свою песенку, чтобы весело распорядиться:

— Прыгай, бельчонок! Растопырь лапки, распуши хвост и лети вместе с ветром с сосны на граб… А ты, малиновка? Чего ждешь, щебетунья? Щебечи!.. А ты где, дятел? Что-то я не вижу твоей пестрой шапочки. Стучи!.. А ты, сизый голубь? Воркуй!.. А ты, певчий дрозд? Пой!

И он хлопал в ладоши, чтобы разбудить каждую травинку, каждый цветок, каждую капельку росы на листьях; в ответ раздавались щебет малиновки, воркование голубя, стук дятла на сосне и радостная трель дрозда.

— Это ты, Антальцидор? Я засыпаю.

— Уже?

— Я почти заснул. Тебе давно пора быть здесь.

Сонный, со слипающимися глазами, Галадор встречал друга. Это происходило всегда в один и тот же час, под самым красивым деревом в лесу, на Королевской Поляне, к которой вели все дороги и тропинки.

Дерево стояло посреди поляны, и его было видно отовсюду: огромное, просто гигантское, оно покрывало все вокруг трепещущим лиственным куполом. Это был граб с серебристой корой, его сильные корни приподняли почву так, что образовался круглый, покрытый мхом холмик. Именно там, между двумя огромными, узловатыми, но красиво изогнутыми корнями, находился королевский дворец. И конечно, ни одно человеческое жилище не могло сравниться с ним по прочности, великолепию и красоте. Ни шелк, ни парча не могли соперничать с густым, красновато-коричневым, отливающим золотом мхом. Отполированные корни не уступали лучшим изделиям краснодеревщиков. А утренний и вечерний туман развешивал во дворце очаровательные занавески, прозрачнее самого тонкого батиста. Ткачихи-паучихи плели свои сети — в них дрожали жемчужины росы, но ни разу не попалась ни одна мошка.

А что может быть нежнее и приятнее на ощупь, чем темно-коричневая шляпка молодого боровика? Ни у одного короля на свете не было такого мягкого, бархатистого трона великолепного шоколадного цвета — Трона-Гриба-Боровика, подобного тому, на котором восседали лесные эльфы.

Но разумеется, они никогда не сидели на нем вместе. Как только появлялся Антальцидор, Галадор вставал и уходил. Друзья едва успевали обменяться приветствиями. У ночного эльфа слипались глаза, он зевал и поглаживал свой черный бархатный камзол. Склонившись над чашечкой цветка, он пил утреннюю росу.

— Все в порядке? — спрашивал Антальцидор.

— Все в порядке.

— До вечера?

— До вечера, — отвечал Галадор. — До первого полета козодоя.

И он тут же уходил. Никто не знал куда. Должно быть, эльфы отдыхали ближе к опушке леса, в каком-нибудь другом, никому не ведомом дворце.

Но это тайна, и я не вправе рассказывать об этом.

Каждый день в одно и то же время царствующий эльф видел, как его друг появляется на Тропе Эльфов. Он встречал его в королевском дворце между корнями граба, галантно уступал место на троне, отпивал из чашечки цветка несколько глотков ароматной росы и исчезал на двенадцать часов — один на рассвете, другой с наступлением темноты.

Вот так и шла жизнь в их королевстве. Порядок был установлен раз и навсегда, и это был прекрасный порядок, лучше не придумаешь. Не было ни ссор, ни столкновений — словом, никаких происшествий. И мне не о чем было бы вам рассказать, разве что придумать сказку ни о чем (но все же прекрасную, как бег лани или полет ласточки), если бы не…

Все произошло по вине шмеля, толстого, мохнатого и полосатого. Не то чтобы этот шмель был очень злым, но он слишком много жужжал, как, впрочем, жужжат все шмели на свете, а кроме того, был самодовольным и обидчивым.

История эта случилась в тихий весенний день, а надо вам сказать, что в маленьком лесу всегда была весна. Сквозь листву кое-где виднелось синее небо, щебетали птицы, о которых я уже говорил (забыл только упомянуть зеленую пеночку), а на коленях у Антальцидора трепетала крылышками красавица бабочка. И тут — увы! — появился шмель.