Вильгельм Гауф - Сказки, рассказанные на ночь

Стольник, дрожа от бешеной ярости, готов был их задушить, но рыцари его удержали, а побледневший Хуттен, еле сдерживая гнев, спросил:

— Где доктор Кальмус, пусть он войдет. Он же вызвался поймать герцога.

— Ах, господин, — робко пролепетал солдат, — доктор Кальмус уже никого не поймает. Он убит на Кенгенском мосту.

— Убит?! — крикнул Зикинген. — А герцог ушел? Рассказывайте, подлецы, начистоту все, как было.

— Мы залегли в засаде, как приказал нам доктор, у моста. Было еще темно, когда раздался топот копыт. К мосту приближались всадники. И тут же мы получили знак от наших людей, которые должны были оповестить о приближении герцога со стороны леса. «Пора!» — сказал доктор Кальмус. Мы встали и заняли выход с моста. Хоть и было темновато, но мы разглядели четырех приближающихся рыцарей и их проводника, крестьянина. Двое конных повернули и напали на наших всадников, а двое других, те, что были впереди, вместе с крестьянином накинулись на нас. Мы выставили копья. Кальмус приказал им сдаться. А они в ответ — давай драться! Доктор с самого начала указал нам на человека в зеленом плаще — этот, мол, и есть герцог. Мы бы сразу его схватили, да проклятый крестьянин помешал, дрался, как сам дьявол: убил доктора, потом еще двоих из нас. К счастью, кто-то всадил ему в грудь алебарду, наконец-то он упал. Мы тут же принялись за всадников, особенно наседая на того, в зеленом плаще. Другой же вдруг взял да прыгнул со своим конем в реку и уплыл. Мы на него рукой махнули, потому что рыцарь в зеленом плаще оставался на наших глазах. Немного подравшись, он сдался. Мы его сюда и доставили.

— Тот, что бросился в реку, и был Ульрих! — воскликнул Альбан фон Клозен. — Каково? С моста в Неккар! В этом он не найдет себе соперника!

— Его непременно надо догнать! — вскипел стольник. — Вся конница — в седло и скакать вниз вдоль Неккара. Я сам отправлюсь…

— О господин! — возразил ему один из солдат. — Поздно! Слишком поздно! Ведь прошло три часа с тех пор, как мы оставили мост. Он ускакал, верно, далеко. Учтите, что и окрестности он знает лучше нашей кавалерии.

— Негодяй! Ты еще надо мною издеваешься! Вы упустили его, и вы мне ответите! Позвать стражу! Я повешу вас, мерзавцев!

— Успокойтесь, — сдержал его Фрондсберг, — бедные парни совсем не виноваты в этом промахе. Они с большою охотой получили бы за герцога награду. Но, увы, ошибся доктор, и он поплатился за это своею жизнью.

— Итак, вы сегодня изображали герцога? — Вальдбург обратился к Георгу, молча наблюдавшему эту сцену. — Вы все время перебегаете мне дорогу, молокосос! Вечно вас черт носит там, где не положено. Уже не в первый раз вы нарушаете мои планы!

— Если это вы, господин стольник, — ответил Георг, — велели весной предательски напасть на герцога возле Нойфена, то действительно я стал вам поперек дороги, так как ваши люди сбили с лошади не герцога, а меня.

Рыцари с удивлением переводили взгляд с Георга на стольника. Тот побагровел не то от гнева, не то от стыда и свирепо буркнул:

— Что вы там болтаете про Нойфен? Я об этом ничего не знаю! Однако если, как вы утверждаете, вас тогда сбили с лошади, то лучше бы вам и не подниматься, с тем чтобы вновь попасться мне на глаза! Вы — заклятый враг Швабского союза, тайно и явно действующий в интересах изгнанного герцога, следовательно, повинны в преступлениях против союза и целого государства, так же как и сам герцог. Помимо всего прочего, вас сегодня взяли с оружием в руках. За измену всесветлейшему союзу Швабии и Франконии вы и будете наказаны со всей строгостью.

— Такое обвинение мне кажется смешным, — мужественно возразил Георг. — Вы прекрасно знаете, когда и где я вышел из союза. Вы заставили меня дать клятвенное обещание — не воевать в течение четырнадцати дней. Видит бог, я его сдержал. Поэтому вы не имеете права требовать у меня отчет о том, что я делал, как поступал после данного мне срока. А то, что меня взяли с оружием в руках, то позвольте вас спросить, господа, кто из вас, благородных рыцарей, не станет защищать свою жизнь, когда на него нападут шесть-восемь человек? Я требую у вас приличного для любого рыцаря плена и готов дать клятвенное обещание не воевать в течение шести недель. Большего вы не вправе от меня требовать.

— Вы еще будете устанавливать законы? Хорошо же вы выучились у наглого герцога! Мы не пойдем ни на какие поблажки, пока вы не скажете, где находится старый лис, ваш тесть Лихтенштайн, и куда скрылся герцог.

— Рыцарь фон Лихтенштайн схвачен вашими всадниками, а куда направился герцог, мне неведомо, могу в том поклясться.

— Плен, приличный для рыцаря, вы говорите? — язвительно улыбнулся стольник. — Вы заблуждаетесь. Сначала докажите, где вы заслужили золотые шпоры? Нет, такое отродье мы будем бросать в подземелье. И начнем именно с вас.

— Думаю, это излишне, — вмешался Фрондсберг. — Я точно знаю, что Георг фон Штурмфедер был посвящен в рыцари. Кроме того, он спас жизнь нашему дворянину. Вы, конечно, помните показания Дитриха фон Крафта. По настоянию пленного рыцаря тот избежал смерти и был отпущен на свободу. Поэтому сейчас достоин такого же отношения и к себе.

— Да-да, я знаю, вы всегда за него заступаетесь, это ваш любимчик. Но на этот раз это нисколько не поможет. Доставить его в Эслинген и тотчас заточить в башню!

— Я ручаюсь за него! — вспылил Фрондсберг. — И имею такое же право голоса, что и вы. Приступим к совещанию, а пленника пусть пока отведут в мою палатку.

Георг с благодарностью взглянул на благородное лицо Фрондсберга, и в этот раз его спасшего. Стольник мрачно кивнул солдатам следовать приказу главнокомандующего, и Георг под конвоем отправился по тропкам лагеря, в палатку Фрондсберга.

Вскоре уже перед ним стоял человек, которому он так многим был обязан. Георг хотел его поблагодарить, не зная, как лучше выразить свою признательность, но тот, улыбаясь, взял его за руку.

— Ни слова благодарности, ни слова извинений! Все это я предвидел, когда прощался с тобою в Ульме. Но ты не верил моим словам, собирался спрятаться в родовом замке. Не хочу тебя упрекать. Поверь мне: бури многочисленных войн, в которых я участвовал, невзгоды походной жизни не очерствили моего сердца до такой степени, чтобы я мог позабыть, что такое любовь.

— О мой друг! Мой отец! — воскликнул Георг, покраснев от радости.

— Да, я друг твоего отца, гожусь тебе в отцы. Я часто тобою гордился, хотя ты и пребывал в лагере неприятеля. Твое имя произносили с уважением — верность и мужество невольно уважаешь даже и во враге. Поверь, большинство из нас хотело, чтобы герцог сбежал: что бы мы с ним стали делать? Стольник нанес поспешный удар, в чем все мы раскаиваемся.

— А что будет со мною? — спросил Георг. — Долго ли я буду содержаться в заключении? Где рыцарь фон Лихтенштайн? О моя жена! Может ли она меня навестить?