Жорж Санд - Бабушкины сказки

– Мальчик, ты завтра встанешь чуть свет, дашь Биби овса, оседлаешь ее, привяжешь мой чемоданчик и пойдешь со мной. Надень свои новые башмаки и зеленый костюм. Мы проведем два дня у моего брата-священника в Шантурге.

Биби была маленькая, худая, но сильная лошадка, на которой господин Жан ездил верхом, сажая и меня сзади. Я знал брата господина Жана, священника, веселого и жизнерадостного человека, который иногда приезжал к нему в гости. Но о Шантурге я имел такое же смутное понятие, как о какой-нибудь пустыне Нового Света.

Господин Жан требовал, чтобы его приказания исполнялись в точности.

В три часа утра я уже встал, в четыре мы выехали в горы. В полдень мы сделали привал и позавтракали в черном и холодном трактирчике, стоявшем на границе вереска и лавы. В три часа мы снова пустились в путь через эту безлюдную местность.

Дорога была настолько скучна, что я несколько раз засыпал. Я приучился спать за спиной маэстро так, чтобы он этого не замечал. Биби везла не только взрослого мужчину и ребенка, но также на крупе высокий узкий чемоданчик с инструментами господина Жана и переменой платья. Я обыкновенно прислонялся к этому чемодану, чтобы маэстро не чувствовал тяжести моего оцепеневшего тела и покачивания моей головы. На тень, отбрасываемую нашими фигурами, он мог смотреть сколько угодно; я это, в свою очередь, изучил и раз навсегда выбрал себе такую позу, которая ему ничего не могла выдать. Впрочем, иногда он кое-что подозревал и бил меня по ногам своим хлыстом с серебряным набалдашником, приговаривая:

– Эй, мальчик, в горах нельзя спать!

Кажется, в тот день он сам задремал, пока мы ехали по равнине и были еще далеко от пропастей. Я проснулся и с ужасом взглянул на окружающую местность. Это все еще была равнина, поросшая вереском и карликовыми кустами. Справа высились темные горы с черневшими на их склонах соснами. У моих ног в маленьком круглом озере, представлявшем когда-то кратер вулкана, отражалось серое, мрачное небо. Вода серо-голубого цвета с бледными металлическими отблесками была похожа на расплавленный свинец. Однако плоские берега этого круглого озера скрывали горизонт, из чего можно было заключить, что мы находились на значительной высоте. Я не понимал, в чем дело, и с боязливым изумлением смотрел, как тучи ползли над нашими головами. Мне даже казалось, что небо грозит задавить нас.

Господин Жан не обратил внимания на мое грустное настроение.

– Пусть Биби пощиплет травку, – сказал он. – Я не уверен, что мы едем по настоящей дороге. Погоди, я посмотрю.

Он скрылся в кустах. Биби принялась щипать тонкую траву и дикую гвоздику, которая пестрела среди многочисленных других цветов этого дикого пастбища. Я старался согреться, переступая с ноги на ногу. Воздух был ледяной, несмотря на то что дело происходило летом. Мне казалось, что поиски господина Жана длятся целую вечность. Эта пустыня, вероятно, служила пристанищем для волков, и Биби, несмотря на свою худобу, могла казаться им лакомым блюдом. В ту пору я был еще худее, чем Биби, но тем не менее опасался и за себя. Местность мне не понравилась, и то, что мой учитель считал увеселительной поездкой, я находил экспедицией, полной опасных приключений. Было ли это дурное предчувствие?..

Наконец он вернулся и сказал, что мы не сбились с пути. Мы поехали дальше. Биби трусила рысцой и, по-видимому, нисколько не боялась вступить в горы.

В настоящее время эта дикая местность частью уже возделана и прорезана прекрасными дорогами, но в ту пору, когда я ее видел в первый раз, нелегко было двигаться по отвесным узким тропинкам, проложенным как попало, лишь бы покороче. Дороги были вымощены лишь случайными горными обвалами, а там, где они проходили по уступам, травка скрывала колею крестьянских телег и следы неподкованных лошадей.

Спустившись к изрытым берегам зимнего потока, который пересыхал летом, мы стали опять подниматься в гору. Обогнув массивную скалу, обращенную к северу, мы вышли на чистый и ясный воздух. Заходящее солнце ярко озаряло пейзаж изумительной красоты. Дорога, обсаженная густым розовым шиповником, шла по краю обрыва, над которым высились две огромные базальтовые скалы. Вершины их, изрытые действием вулканических сил, похожи были на развалины какой-нибудь крепости.

Я уже раньше видел базальтовые отложения во время своих прогулок в окрестностях Клермона, но таких больших и правильных мне еще не приходилось встречать. На одной скале эти отложения были расположены спиралью и казались грандиозной и в то же время изящной работой гигантов.

С того места, где мы находились, можно было думать, что обе эти скалы стоят рядом. В действительности же они были разделены рвом, на дне которого протекала река. За ними тянулись горы, покрытые изумрудными лугами вперемежку с лесами и со скалистыми выступами. На склонах издали виднелись фермы и стада коров. Еще дальше, за глубокими долинами, утопающими в солнечном сиянии, поднимались голубоватые зубцы высоких остроконечных Домских гор. Та горная цепь, к которой мы подошли, имела другие очертания, более неприступные, но в то же время и более мягкие. Буковые леса, прорезанные журчащими ручейками, овраги, поросшие ползучими растениями, прохладные гроты с бархатистым мхом, узкие ущелья – все это было гораздо поэтичнее и таинственнее, чем холодные, обнаженные вулканы позднейшей эпохи.

Мне впоследствии пришлось еще посетить этот перевал на границе пустыни, и я понял, почему внезапно открывающаяся взору картина произвела на меня в первый раз такое сильное впечатление. Мне никто до тех пор не объяснял, что значит красота природы. Я это почувствовал бессознательно, когда слез, чтобы лошади было легче идти на гору. Остановившись неподвижно, я совершенно забыл, что мне нужно следовать за всадником.

– Ну, что ты стоишь, болван? – крикнул мне господин Жан.

Я догнал его и спросил, что это за чудное место, где мы находимся.

– Сам ты чудной, – ответил он. – Это одно из самых необыкновенных и страшных мест, какие тебе когда-нибудь придется видеть. Насколько мне известно, оно не имеет названия. А эти две вершины – скала Санадуар и скала Тюильер. Ну, садись и будь осторожен.

Мы объехали вокруг одной скалы, и перед нами открылась разделяющая их головокружительная пропасть. Это меня ничуть не испугало. Я привык лазить по горам и не боялся пространства. Господин Жан не был горцем и поселился в Оверни уже в зрелом возрасте, поэтому он оказался менее подготовленным, чем я.

В тот день я в первый раз понял величие окружавшей меня природы, среди которой я вырос, не примечая ее. После некоторого молчания я спросил своего учителя, указывая на скалу Санадуар:

– Кто все это сделал?