Жорж Санд - Бабушкины сказки

Когда я проснулся, ко мне привели различных ручных животных: обезьянок, белок, аистов, голубей, оленей и маленьких хорошеньких ланей. Это веселое общество на минуту меня позабавило; но я предпочитал всем гостям прохладу и безупречную чистоту моего помещения и потому дал понять, что общество людей наиболее соответствует моему характеру.

Многие годы прожил я в роскоши вместе с моим дорогим Аором. Мы участвовали во всех церемониях и празднествах; нас посещали иностранные послы. Жители страны оказывали мне царские почести. Меня осыпали подарками, и мой дворец превратился в один из богатейших музеев Азии. Самые ученые жрецы приходили проведать меня и побеседовать со мной. Они находили, что я по разуму стою на высоте их лучших заветов, и старались прочесть мои мысли на моем широком, неизменно ясном челе. Все храмы были открыты передо мной. Я любил заходить под их высокие мрачные своды, где колоссальная позолоченная фигура Гаутамы сияла, как солнце, в глубине ниши, освещенной сверху. Мне казалось, что я вижу солнце моей пустыни, и я склонял перед статуей колени, показывая этим пример верующим, которых восхищало мое благочестие. Я умел даже подавать жертвоприношения почитаемому идолу и раскачивать перед ним золотую курильницу. Царь нежно любил меня и заботился, чтобы мой дворец содержался не хуже его собственного.

Однако нет прочного счастья на земле. Этот достойный повелитель затеял войну с соседним государством. Он был побежден и свергнут с престола. Новый царь отправил его в изгнание и не позволил ему взять меня с собой. Он сам оставил меня, как залог своего могущества и единения с Буддой; но он не питал ко мне ни дружбы, ни благоговения, и уже вскоре мне стали прислуживать небрежно. Аор этим огорчался и не раз жаловался. Слуги нового царя возненавидели его и решили разделаться с ним. Однажды вечером, когда мы оба спали, они бесшумно проникли во дворец и ранили его кинжалом. Услышав его крики, я проснулся и бросился на убийц, но они скрылись. Мой бедный Аор лежал в обмороке; саронг его был окровавлен. Я выбрал из серебряного бассейна всю воду и брызгал на него, но не мог привести его в чувство. Тогда я вспомнил, что в соседней комнате всегда дежурил врач. Я разбудил его и привел к Аору. Благодаря хорошему уходу друг мой остался жив, но после потери крови он долго чувствовал слабость, а я не хотел ни выходить, ни купаться без него. Горе удручало меня, и я отказывался от еды. Лежа около него, я проливал слезы и разговаривал с ним глазами и ушами, умоляя его выздороветь.

Убийц не стали искать. Уверяли, что это я нечаянно ранил Аора клыком, и поговаривали о том, чтобы спилить мне клыки. Аор негодовал и клялся, что ему нанесли рану стальным лезвием. Врач не решился подтвердить его показание. Он даже посоветовал моему другу молчать, чтобы не ускорить торжества врагов, которые поклялись его погубить.

Я был глубоко опечален, и жизнь, которую меня заставляли вести, казалась мне самым тяжким рабством. Счастье мое зависело от прихоти царя, который не хотел или не мог взять под свою защиту моего лучшего друга. Я возненавидел лицемерные почести, которые мне все еще воздавались для формы; я со злостью принимал торжественные визиты и выгонял баядерок и музыкантов, смущавших тревожный сон моего друга. Сам я старался спать как можно меньше.

Я предчувствовал новое несчастье и под влиянием постоянного возбуждения вдруг припомнил свои юные годы. Передо мной воскрес давно забытый образ смертельно раненной матери, которая защищала меня своим телом. Я опять видел знакомую пустыню, роскошные деревья, реку Тенассерим, гору Офир и безбрежное море, сверкающее на горизонте. Тоска по родине охватила меня, и я стал помышлять о побеге. Но я хотел бежать с Аором, а бедный Аор, лежа на боку, едва мог приподняться, чтобы поцеловать меня в лоб, когда я к нему наклонялся.

Однажды ночью я, сам больной и разбитый от усталости, крепко заснул на несколько часов. Когда я открыл глаза, постель Аора оказалась пустой, и я тщетно звал его. В отчаянии я кинулся в сад и стал искать его на берегу пруда. Однако чутье подсказывало мне, что Аор туда не приходил. Слуги теперь совсем не присматривали за мной, и я мог сам открыть ворота и выйти из загородки. Тогда я почувствовал, что мой друг близко, и поспешил к тамариндовому лесу на холм. Внезапно я услышал жалобный стон. Бросившись в чащу, я увидел Аора, привязанного к дереву и окруженного злодеями, которые готовились его убить. Я смял их и стал беспощадно топтать ногами. Затем я порвал веревки, которыми Аор был привязан, поднял его, помог ему сесть ко мне на шею и быстрым шагом убегающего слона углубился в лес.

В то время часть Индокитая, где мы находились, представляла резкие противоположности: наряду с богатейшими поселениями встречались безлюдные пустыни. Я вскоре добрался до диких Каренских гор. Когда измученный от усталости я прилег на берегу быстрой реки, мы были уже за тридцать миль от бирманского города. Аор сказал мне:

– Куда мы идем? Ах, я вижу по твоим глазам, что ты хочешь возвратиться в наши горы. Ты даже думаешь, что уже пришел, но ошибаешься. Мы далеко оттуда. По дороге нас непременно изловят, а если даже мы избегнем людей, то я, больной, умру. Как же ты без меня найдешь дорогу? Брось меня здесь, они ведь преследуют только меня, а сам возвращайся в Пагам, где тебя никто не тронет.

Я объяснил ему, что не хочу ни покидать его, ни возвращаться к бирманцам; если он умрет, и я тоже умру; а терпением и настойчивостью мы опять можем достигнуть счастья.

Он поддался убеждениям, и, хорошенько отдохнув, мы снова пустились в путь. Через несколько дней к нам стали возвращаться здоровье, надежда и сила. Чистый воздух, благоухание лесов, благотворная теплота скал помогали нам больше, чем роскошная обстановка и все лекарства врачей. Тем не менее Аор иногда страшился подвига, которого я от него требовал. Похитить священного слона значило, в случае неудачи, подвергнуть себя ужаснейшим пыткам. Он выражал мне свои опасения на тростниковой дудочке, которую он себе вырезал и на которой играл еще лучше прежнего. Я приучился размышлять, почти как человек, и, ловко обмазывая себя тиной, которая нашлась на берегу реки, объяснил ему, что надо сделать. Моя догадливость поразила его. Он отыскал некоторые растения, со свойствами которых был хорошо знаком. Из их сока он сделал краску, которая совершенно преобразила меня: за исключением роста, я стал похож на простого слона. Я объяснил Аору, что этого еще недостаточно и нужно отпилить мне клыки. Он не согласился, находя, что я и так неузнаваем.

Мы двинулись дальше. Несмотря на уединенность горной дороги, это было поистине чудом, что мы избегли многочисленных опасностей, представлявшихся на каждом шагу. Мы неминуемо погибли бы друг без друга, но соединение человеческого разума с большой животной силой отличается особенным могуществом.