Вероника Батхен - Королева роз

Лед растаял. Элейна сменила примочку на лбу королевы, прислушалась к прерывистому дыханию. Неделю назад Гвиневра ездила на прогулку в леса, вместе со свитой угодила в метель и тяжело простудилась. Артур бросил в темницу сопровождавшего ее мажордома, отослал от двора фрейлин — почему не остановили, собрал всех лекарей Корнуолла — без толку.

Кто-то советовал кровопускание, кто-то толченые изумруды в меду, кто-то свежую печень трехмесячного дракона. А Гвиневра кашляла и задыхалась.

Наконец, почуяв неладное, прибыл Мерлин. Лекарей выгнали за ворота.

Волшебник осмотрел больную, пощупал пульс, послушал тяжелый кашель и заметно расстроился.

«Все в руках Бога, — сказал он Артуру. — На седьмой день болезнь разрешится. Если падение жара будет сопровождаться обильным потом и крепким сном, королева будет жива». Он оставил пучок резко пахнущих трав и исчез из дворца.

Артур сам сидел у постели жены, но ближе к рассвету уснул мертвым сном. Элейна наклонилась подоткнуть одеяло, но Гвиневра оттолкнула ее и встала.

В простой белой льняной рубашке, с распущенными волосами, узкобедрая, хрупкая — королева была прекрасна. Серебро ее глаз отражало лучи луны — за окном сходило с ума последнее зимнее полнолуние.

Тени волчьего воя, шорохи снежных крыльев, ломкий звон отходящего льда окружал Гвиневру немыслимым ореолом. Будто не дочь Адама стояла босыми ногами на черной медвежьей шкуре, но некая фея осветила собой королевский дворец.

Гвиневра двинулась к проему окна — туда, где простерлась ее свобода. Элейна успела схватить ее за руку. Глаза королевы закрылись, она обмякла в заботливых сильных руках.

Элейна почти донесла ее до постели, уложила, прикоснулась губами ко лбу… Кожа не тлела жаром, но была теплой — как ладони самой Элейны. Дыхание стало ровнее — Гвиневра спала.

Гарет решил бежать. Он любил жизнь и не хотел терять ее из-за выходок братьев. И дело было даже не в Ланселоте.

Ошалев от весеннего воздуха, братцы решили повеселиться. Средь бела дня они вломились на ближайшую ферму, осадили, а потом подожгли дом. Снесли головы двум работникам, лошади и телятам, задрали подолы служанкам и дочерям фригольдера, а его самого с сыновьями уволокли в замок, решив продолжить веселье с удобством. Олдермен соседней деревни пришел просить за несчастных, его обваляли в смоле и перьях и выгнали вон.

Стражи в замке оставалось человек десять, из них трое лучников, крестьян по деревням человек сто, не считая женщин. А соседи за Лавенгем головы класть не станут даже под страхом анафемы.

Гарет пытался объяснить Эгберту, что красный петух уже маячит над башнями, но упрямый брат послал его к черту. Что ж, Бог им судья.

Жаль было разве что Кея — мальчишке не исполнилось и пятнадцати, но тащить его силой Гарет был не намерен. А по доброй воле тот не поедет.

Оставалось только молиться за братьев, вдруг все еще обойдется. Правда, ждать мудрый Гарет предпочел не в родном гнезде, а за крепкими стенами Брекнока. Так надежнее.

На первой неделе апреля Гарет объявил братьям, что желает посетить мессу, захватил меч, семейную Библию и навсегда покинул Лавенгем. Семейство не огорчилось. Никто, кроме — изредка — Эгберта, не принимал всерьез угрюмого толстяка.

У Ланселота появились занятия. Днем он читал молитвы и упражнялся, делая выпады без меча. Стража решила, что пленник окончательно спятил. Ночами рыцарь пряжкой от пояса скреб стену в том месте, где крепилась цепь. Ланселот подсчитал — где-то через полгода он сможет вырвать кольцо из камня. А дальше — посмотрим, чья возьмет.

Он удивлялся — как он мог позволить себе бездействовать столько времени — добросердечный страж сообщил, что уже начался апрель. Да, он заперт, да, он проиграл бой — ну и что? Сидя на верном коне, с мечом и в кольчуге легко оставаться свободным. Дорога, ведущая в ад, тоже легка. Теперь он понял — свободу нельзя отнять никакими цепями.

А еще Ланселот вспомнил Гвиневру. Точнее, узнал ее заново.

Тогда, на охоте, в ее волосах запуталась хвоя, платье было испачкано глиной, на правом локте темнела ссадина. В замке, говоря с ним, она чуть заикалась, стесняясь порыва, который бросил великолепного рыцаря к ее ногам. Бедная девочка. Он наконец смог понять ее просьбу, ее одиночество, неумелую надежду на счастье. И благодарил Бога — теперь Ланселот был готов без малейшего колебания подарить королеве любовь Артура.

Вечер выдался беспокойным. Потолок подрагивал от шагов, доносились какие-то крики, зато не было слышно привычного звона ключей караульщика. Ланселот озадачился — то ли гости пожаловали, то братцы нашли себе новое развлечение. Он оказался почти что прав. И гости нашлись, и семейство Хэмбли повеселилось.

Только смеяться им больше не придется, зло подумал Ланселот, увидев, кто открыл дверь в темницу. Крестьяне с факелами и вилами. Кто-то поранен, кто-то забрызган кровью — видимо, братья дорого отдали свои жизни.

Ланселот приготовился защищаться, но его приняли за своего. Перепуганный избитый кузнец торопливо расковал рыцаря. Один из крестьян протянул ему баклажку эля, другие хлопали по плечам и спине, поздравляя с освобождением. Ланселот не знал, что честнее — благодарить спасителей или усмирять бунт. Но крестьяне разрешили его сомнения, вспомнив, что в кладовых замка еще немало добра.

Предоставленный самому себе, Ланселот предпочел поспешить. Он поднялся на второй этаж замка, в оружейную, авось мужики до нее еще не добрались. Иначе гореть благородным клинкам в деревенских кузнях, становясь гвоздями и упряжью для волов. По пути он наткнулся на труп Эгберта. Незадачливый рыцарь был пойман на вилы, не успев зарубить и десятка простолюдинов. Покойся с миром.

Меч оказался на месте, кольчугу Ланселот не искал — в оружейной ощутимо запахло дымом. Все. Пора уходить, пока жив. Случайные встречные пытались было задержать человека с мечом. Ланселот отмахивался, не глядя. Убивать он скорей не хотел.

Направляясь к конюшне, рыцарь надеялся, что ему повезет еще раз. Но коней увели в первую очередь. Конюшня была пуста.

На земле валялись собачьи трупы, в дальнем стойле лежал одинокий мертвец. Ланселот наклонился над телом — вдруг дышит. Бросать раненых было не в его привычке.

Увы, Кей был действительно мертв. На бледном курносом личике в последний раз реяла улыбка капризного херувима. Ланселот подумал, не вернуться ли отомстить за мальчишку, но вспомнил Персиваля и решил, что не стоит. Он закрыл ребенку глаза, преклонив колени прочел молитву и решительно вышел вон.

Светло-синяя ночь склонилась над гибнущим замком, жадный ветер неохотно раздувал пламя. Дорога была так немилосердно истоптана, что Ланселот свернул в заросли, не желая ступать по чужим следам.