Туве Янссон - Зима Муми-тролля

Он стиснул камушек в лапе. В его гладкости таилась вся безмятежность лета, казалось даже, что он всё ещё тёплый от солнца.

— У тебя такой вид, будто ты сам не знаешь, куда попал, — сказала малышка Мю.

Муми-тролль даже не взглянул на неё.

— Вы пойдёте на похороны или как? — спросил он с достоинством.

— Само собой, — отозвалась Туу-тикки. — Это была хорошая белка.

— Особенно хвост, — добавила малышка Мю.

Они завернули белку в старую купальную шапочку и вышли в щипучий мороз.

Снег скрипел под лапами, дыхание белым паром улетало вверх. Морда замёрзла так, что даже не наморщивалась.

— Ну и холодина, — восхитилась малышка Мю, скача по заледенелому берегу.

— Нельзя ли помедленнее? — попросил Муми-тролль. — Похороны всё-таки.

Он старался дышать коротко, чтобы не захлебнуться ледяным воздухом.

— А я и не знала, что у тебя есть брови, — с интересом заметила Мю. — А сейчас они побелели, и вид у тебя ещё глупее, чем раньше.

— Это иней, — строго сказала Туу-тикки. — И помолчи, мы ведь с тобой обе понятия не имеем, как себя ведут на похоронах.

Муми-тролль восторжествовал. Он донёс белку до дома и положил её перед снежной лошадью.

Потом он взобрался по верёвочной лестнице на крышу и спустился в тёплую сонную гостиную.

Он перерыл все ящики комода, перевернул всё вверх ногами, но так и не нашёл того, что искал.

Тогда он подошёл к маме и шепнул что-то ей на ухо. Мама вздохнула и перевернулась на другой бок. Муми-тролль шепнул ещё раз.

Мама ответила. Ответ пришёл откуда-то из глубин, оттуда, где живёт женская приверженность традициям:

— Чёрные ленточки… в моем шифоньере… на верхней полке, справа…

И мама снова погрузилась в сон.

А Муми-тролль принёс из-под лестницы стремянку и полез на верхнюю полку шифоньера.

Он нашёл коробку, в которой было всё необходимое на любой случай: чёрные ленточки в знак траура, и золотые ленточки для большого торжества, и ключи от дома, и венчики для шампанского, и клей для фарфора, и запасные шишечки для изголовья кровати, и тому подобное.

Муми-тролль вернулся с чёрной траурной ленточкой на хвосте и прицепил маленькую чёрную бабочку Туу-тикки на шапку.

Малышка Мю от ленты отказалась наотрез:

— Если мне грустно, необязательно показывать это всякими бантиками.

— Если тебе грустно, — выразительно произнёс Муми-тролль. — Да только по тебе не скажешь.

— Ну и что? — отпарировала Мю. — Я не умею грустить. Я умею только злиться и веселиться. Какой толк этой белке от моей грусти? А вот если я разозлюсь на Ледяную Даму, тогда я, может, укушу её за лодыжку, и, может, в следующий раз она задумается, прежде чем чесать за ухом белочек только потому, что они хорошенькие и пушистые.

— В этом есть резон, — кивнула Туу-тикки. — Но и Муми-тролль по-своему прав. Ну а теперь что?

— А теперь мы выкопаем в земле яму, — сказал Муми-тролль. — Есть одно красивое место, там всегда растут ромашки.

— Дорогой друг, земля сейчас мёрзлая и твёрдая как камень, — сочувственно проговорила Туу-тикки. — В неё и сверчка не закопаешь.

Муми-тролль беспомощно посмотрел на неё, не зная, что сказать. Все молчали. И тут снежная лошадь нагнула голову и осторожно обнюхала белочку. Потом она вопросительно скосила свой зеркальный глаз на Муми-тролля и тихонько помахала хвостом-веником.

Невидимая бурозубка заиграла на флейте печальную мелодию. Муми-тролль благодарно кивнул.

Тогда снежная лошадь положила белочку вместе с хвостом и купальной шапочкой к себе на спину, и все двинулись обратно к морю.

Туу-тикки сложила о белочке песнь:

Ощутив под копытами лёд, лошадь мотнула головой, и глаза её заблестели. И вдруг она весело скакнула и понеслась галопом.

Невидимая бурозубка заиграла снова, и теперь это был быстрый и весёлый мотив. Снежная лошадь уносилась всё дальше с белочкой на спине, пока наконец не превратилась в точку на горизонте.

— Думаете, всё это правильно вышло? — с беспокойством спросил Муми-тролль.

— Лучше не придумаешь, — заверила Туу-тикки.

— Нет, придумаешь, — возразила Мю. — Было бы ещё лучше, если бы мне всё-таки достался её хвост.

Через несколько дней после белочкиных похорон Муми-тролль обнаружил, что кто-то таскает из дровяного сарая торф.

Снаружи на снегу остались широкие следы, как будто мешки тащили волоком.

«Это точно не Мю, — решил Муми-тролль, — она слишком маленькая. А Туу-тикки берёт только необходимое. Наверное, это Морра».

Он, встопорщив загривок, пошёл по следам. Раз никто другой не может позаботиться об имуществе семьи, это его долг чести.

Следы заканчивались на скале за гротом.

Там же нашлись и мешки с торфом. Они были уложены друг на друга для костра, а на них громоздилась муми-тролльская садовая скамейка, у которой в августе отвалилась вторая передняя ножка.

— Эта скамейка будет здорово гореть, — сказала Туу-тикки, выходя из-за конструкции. — Она старая и сухая, как табак.

— Это уж точно, — сказал Муми-тролль. — Она нам долго служила. Её можно было бы починить.

— Или сделать новую, — сказала Туу-тикки. — Хочешь послушать песню про Туу-тикки и её большой зимний костёр?

— Конечно, — вежливо сказал Муми-тролль.

Туу-тикки принялась медленно топтаться по снегу и распевать:

— Надоела мне ваша чернота! — закричал Муми-тролль. — Нет, я не хочу слушать припев. Мне холодно! И одиноко! Я хочу обратно своё солнце!

— Вот именно для этого мы и будем сегодня жечь костёр, — сказала Туу-тикки. — Завтра вернётся твоё солнце.

— Моё солнце… — с трепетом повторил Муми-тролль.

Туу-тикки кивнула и почесала нос.