Сост Марк Ватагин - Медноволосая девушка. Калмыцкие народные сказки

И вот в степной глуши увидели кибитку. Подошли ближе — слышна музыка. Расстелили они волчью шкуру у дверей и все вместе сразу вошли в кибитку. Там было семь волков. Один играл на домбре, а другие плясали. Баран так испугался, что со страху вдруг сказал:

— А ну-ка, девушки, дайте мне домбру, я попробую сыграть!

Волк, который играл, так удивился, что встал, протянул барану домбру и говорит:

— Бери, господин, играй... Выше проходи, садись...

Взял баран домбру, сел и играет. Сидит играет, а сам напевает:

А куцый волк считался среди волков самым храбрым. Волки говорят куцему:

— Пойди-ка посмотри, что там за дверью.

Он опасливо вышел и с ужасом вернулся.

— Одного нашего уже порешили,— сказал он тихо.

И все волки вдруг выскочили из кибитки и побежали со всех ног куда глаза глядят. Бежали, бежали и наткнулись на пустую кибитку. Вошли в нее, отдышались и стали думать, что ж теперь делать. Старший волк говорит:

— Надо послать самого смелого и самого сильного, чтоб он выгнал незваных гостей из нашей кибитки. Кого пошлем?

— Куцего! Куцего! — закричали наперебой все волки.

— Я уже старый. У меня нет былой силы, я не пойду,— сказал куцый волк.

Но волки и слушать не хотели. Пришлось идти ему. Прибежал Куцый к кибитке, где сидели четыре брата. Он подумал: «Я действительно самый храбрый и самый сильный. Недаром волки выбрали меня! Сейчас как вбегу к ним да как съем их всех!..»

И вбежал в кибитку с открытой пастью. Баран с испугу побежал да как ударит его рогами по носу, а козел со страху поскакал да как ткнет его рогами в брюхо, а заяц забегал по кибитке туда-сюда, думая, куда бы спрятаться, а петух взлетел на сундук и закукарекал во все горло.

Волк испугался и выскочил из кибитки. Прибежал к своим друзьям.

— Ну как там? Ну как? — обступили его волки.

— Что и говорить! Беда! Только смелость и смекалка меня спасли. А то бы растерзали меня в кибитке эти звери. Лупоглазый так ударил меня в нос, что искры из глаз посыпались, а рыжий бородатый так дал мне в живот, что и сейчас еще больно. А серый ушастый все бегал по кибитке, наверное, искал дубину. А пестрый щеголеватый кричал с сундука: «Дайте его мне! Дайте я его разорву!» Меня не хотели выпускать, но я их обманул, вырвался и убежал.

«Больше мы туда не пойдем»,— решили волки.

Так баран, козел, заяц и петух победили семерых волков, заняли их кибитку и стали в ней жить-поживать дружно и весело.

Аава — отец; почтительное обращение к старикам.

Арака, арза — водка, перегнанная из чигяна (см.).

Аранзал — сказочный волшебный конь; конь богатыря.

Архад — кожаный сосуд для чигяна (см.).

Аршан — живая вода.

Ацал-такил — подарки, подношения.

Бакши — учитель, настоятель монастыря.

Батыр — богатырь.

Бортхо — кожаный сосуд для араки.

Борциг — фигурное тесто, зажаренное в масле.

Бура — верблюд-самец.

Бурхан — бог; изображение бога.

Гелюнг — буддийский монах.

Гююче — человек, ухаживающий за кобылами.

Далай-лама — глава ламаистской церкви.

Даян — созерцание.

Даянчи — отшельник, посвятивший свою жизнь молитвам, созерцанию.

Дунг — раковина. Используется как духовой музыкальный инструмент при богослужении, а также для созыва народа глашатаями.

Дунгчи — глашатай. Он созывает народ звуками раковины, дунга.

Джолум — верхняя часть кибитки, жилище беднейшего кочевника.

Зайсанг — дворянин, владелец рода, аймака.

Зурхачи — гадатель, астролог.

Йерел — благопожелание.

Кебюн — мальчик, юноша.

Лама — буддийский монах.

Мангас — человекоподобное чудовище огромной силы, олицетворение врага.

Манджик — мальчик, прислуживающий в хуруле (см.); ученик в хуруле.

Махан — мясо.

Мус — многоголовое чудовище. Мусы живут в горах, в степи, в камышовых зарослях.

Нирвана — в буддийской религии мистическое состояние высшего «блаженства», «слияния» с божеством.

Нойон — князь владелец улуса (см.).

Нутук — владения хана или нойона.

Орко — дымовое отверстие в крыше кибитки.

Тавак — глубокое деревянное блюдо для мяса.

Тайши — военачальник.

Тамга — клеймо.

Тенгрии — небожители, по буддийской мифологии.

Тогаш — сдобная булка в виде большого бублика.

Токуг — металлическое (часто серебряное) украшение, подвешиваемое к концам кос женщин.

Тоти — попугай.

Тотхо — щель, просвет над дверью кибитки.

Тулум — высокий цилиндрический кожаный мешок для муки, крупы.

Улан — красный.

Улус —род; район.

Уута — широкий кожаный мешок с отверстием сбоку; в ууту собирают кизяки.

Хадак — кусок шелкового материала, преподносимый при приветствии почетному лицу.

Хамур — холм, возвышенность.

Хара — черный.

Харал — проклятие.

Хорза — водка, два раза перегнанная из чигяна (см.).

Хормуста — предводитель тридцати трех тенгриев, небожителей.

Хотон — селение, несколько кибиток.

Хурджин — кожаная переметная сумка.

Хурсун — сушеный творог.

Хурул — буддийский монастырь.

Хурюм — свадебный пир; все необходимое для свадебного пира.

Цаган — белый.

Цаган махан — букв. белое мясо. Так называют толстую кишку, начиненную салом и мясом.

Цалма — аркан.

Чигян — кумыс.

Чумбур — повод уздечки.

Шара — желтый.

Ширдык — коврик из войлока.

Шор — заостренная палочка.

Шулма — ведьма, черт. Шулмусы — ведьмы, черти, нечистая сила.

Шелюн, шулюн — крепкий мясной навар, бульон.

Шутэн — статуэтка, изображающая божество.

Эмчи — лекарь.

Эрдни — драгоценность, драгоценный камень.

Эрлики — существа подземного ханства. Эрлик Номин-хан — хан подземного ханства, судья мертвых.

Ээджо — мать; вежливое обращение к женщине

Ятха — старинный струнный музыкальный инструмент.

Сказка опубликована в «Седклин кюр». Сказки этого сборника названий не имеют. «Батыр Дамбин-Улан» соответствует сказке № 6.

Цикл «Седклин кюр» записан сотрудниками Калмыцкого научно-исследовательского института языка, литературы и истории (НИИЯЛИ) Л. С. Сангаевым и Б. Букшаевым в 1958-1959 гг. в Городовиковским районе Калмыцкой АССР у шестидесятилетного сказителя Муутла Буринова.

Сказка опубликована под № 10 в «Седклин кюр» (см. примечание к предыдущей сказке).

Сказка не публиковались. Взята из рукописного фонда Калмыцкого НИИЯЛИ. Записана сотрудником института А. Ш. Кичиковым в 1961 г. в Элисто у семидесятилетней сказительницы Кутуктаевой.