Дмитрий Емец - Таня Гроттер и магический контрабас

Если практическая магия проводилась в башне, то на снятие сглаза пришлось спускаться в подвал по длинной лестнице с закопченными ступенями, освещенной магическими факелами. Дрожание стен здесь ощущалось гораздо сильнее, чем в остальном Тибидохсе. Если прислушаться, то можно было разобрать даже хриплое дыхание титанов. Кроме того, пару раз Тане показалось, что в темных углах, куда не доставал свет факелов, мелькнули быстро скрывшиеся мохнатые существа.

Ванька Валялкин и Баб-Ягун шли рядом с Таней. Уже несколько раз она замечала, что Валялкин и Баб-Ягун незаметно толкаются плечами, соперничая, кто будет идти ближе к ней. Верке Попугаевой и Дусе Пупсиковой не нравилось, что новенькая пользуется таким успехом, и они фыркали, отворачивая носы.

– И как нежить сюда пролезает? – рассуждал Ванька Валялкин. – Здесь же всюду запретительные заклятия. Поклеп их на каждую трещину наложил, не говоря уж о коридорах.

– Нежить всегда ход найдет. Или новый пророет. Где чего прорыть и как пролезть, они здорово соображают. Ну а подземелья Тибидохса за неделю не обойти, – сказал Баб-Ягун.

Таня вспомнила, как нежить копошилась у дома дяди – Германа и лезла по трубам, и согласилась с Баб-Ягуном. Вот только зачем здесь нежить? Чего она хочет?

В кабинете снятия сглаза было людно и тесно. Кроме тридцати первогодков «белого» отделения, здесь еще было тридцать первогодков «темного».

– А вот и Гроттер приперлась! Видите эту девицу? – громко сказала Гробыня, обращаясь к своему соседу, хмурому низколобому парню, смахивающему на гориллу.

«Темные» мрачно уставились на Таню.

– Гуня, слабо потрогать ее родинку? Может, она у нее наклеенная? – продолжала подзуживать Гробыня.

Низколобый тяжело двинулся вперед, возвышаясь над самым высоким из «темных» на две головы.

– Че слабо? Не слабо. Ща потрогаю... – гнусаво сказал он, усмехаясь и протягивая на ходу толстый палец. Зубы у него были нечищеные, скверного желто-зеленого оттенка. При этом два клыка значительно выступали вперед. Ванька Валялкин и Баб-Ягун дружно выдвинулись вперед, встав между громилой и Таней.

– Знакомься, это Гуня Гломов – наше тибидохское чудо. Ему четырнадцать лет. Он уже три года просидел в первом классе, и единственное, чему научился, – превращаться в табуретку! – вызывающе произнес Баб-Ягун.

– Нарываешься, Ягун? Умничка! Уже нарвался, – сказал Гуня Гломов и стал тяжело размахиваться. Но тут вперед ни с того ни с сего выскочил Шурасик.

– А я тоже умею драться! – запищал он. – Я вчера прочитал «Самоучитель юного драчуна» и даже знаю, как правильно сжимать кулак! Значит, так: я снимаю очки, и договариваемся о правилах. В лицо не бить, лежачего не пинать, плохими словами не ругаться, при словах «четыре-четыре я на перерыве» драка прекра...

Не дослушав правил, Гуня ухмыльнулся и двинул Шурасика в ухо. Тот кубарем покатился по полу. На Гуню прыгнули Ванька Валялкин с Баб-Ягуном, и все трое покатились по полу.

– Куча мала! – заорал кто-то из «темных», и все ринулись вперед.

Вскоре драка уже была всеобщей. «Белые» и «темные» действовали слаженно. Тане показалось, что они дерутся так не в первый раз. Дрались даже девчонки. Гробыня Склепова, вскарабкавшись с ногами на стол, руководила потасовкой.

Шурасик сел на полу и, встряхнув головой, стал перелистывать маленький синий блокнотик.

– Не дали мне очков снять, ну я вам покажу! – мстительно забубнил он. – Топтакли-лягакли!

При этих словах калоши сорвались у него с ног и, пиная всех без разбору, кинулись в самую гущу. Одна из калош пнула Гробыню, и та ласточкой слетела со стола. А калоши, посеяв панику среди «темных», обрушились уже и на «светлых».

– Шурасик, ты что, спятил? Нас-то за что? – испуганно крикнула Дуся Пупсикова.

– Ничего не могу поделать. Это такое общее всепинательное заклинание. Его невозможно точно настроить, – пробубнил Шурасик и тотчас сам бросился на четвереньках спасаться от настигавшей его калоши.

Неожиданно дверь класса хлопнула. В класс не то вошла, не то вкатилась маленькая кругленькая дама с челкой на глазах, как у пони. На носу у нее были очки с толстыми стеклами, а в руках она держала ехидно хихикающий журнал.

– Шухер! Зубодериха! – прошипела Гробыня и слезла с парты, одновременно с самым невинным видом улыбаясь учительнице.

Калоши, обгоняя друг друга, ринулись было в атаку на вновь вошедшую, но Зубодериха выбросила из перстня две красные искры, превратившие их в оплавленные кусочки резины. Сообразив, что остался босиком, Шурасик удрученно шмыгнул носом. Драка мигом прекратилась, и все кинулись по своим местам. Таня заметила, что у Баб-Ягуна распух нос, а у Ваньки рассечена губа. Зато и Гуня Гломов, украшенный парой фонарей, явно не годился для журнальной обложки. Впрочем, он и до драки для нее не годился, если, конечно, это не был спецжурнал для вурдалаков.

– Прылесно! Прылесно! – раскатисто произнесла дама. – Снова драка? Из-за чего на этот раз?

– Из-за нее, из-за новенькой! Она сказала, что вы глупая, а ваши уроки кошмарные! – наябедничала Гробыня Склепова, показывая пальцем на Таню.

Таня хотела было возразить, но решила, что правильнее будет промолчать. Зубодериха повернулась и зорко посмотрела на новенькую сквозь очки. Сложно было определить, поверила ли она Гробыне или нет.

– Чудненько, – сказала она. – Чудненько. А теперь начнем. Не стоит терять ни минуты... Вначале, как всегда, небольшая проверка.

Зубодериха подкинула в воздух журнал, и тот отметил всех присутствующих. Таня едва успевала следить, как мелькает ручка. Затем журнал стал последовательно облетать учеников, на несколько секунд неподвижно зависая над головой каждого.

– Домашку проверяет, – шепнул Вайька Валялкин. Голос у него звучал обеспокоенно, похоже, с домашним заданием у него было не все благополучно.

От журнала, вероятно, ничто не могло укрыться. Баб-Ягуну он дал легкого тумака, Валялкину тоже тумака, посильнее, Дусю Пупсикову ласково погладил по волосам, мимо Гробыни скользнул без всякого интереса, зато Гуне Гломову так врезал но затылку, что у того глаза собрались в кучку. Видно, третьегодник порядком уже надоел журналу своей тупостью. Когда дошла очередь до Тани, он задержался над ее головой особенно долго, будто находясь в замешательстве. Таня испугалась, что он тоже стукнет ее по макушке – ведь она ровным счетом ничего не знала, да и вообще в первый раз была на уроке. Но журнал не стал этого делать. Вместо этого ручка быстро чиркнула несколько строк, и журнал перелетел в руки к Зубодерихе.

Та прочитала запись и, как показалось Тане, с особым интересом взглянула на нее еще раз. Девочка дорого бы дала, чтобы прочесть то, что про нее написали, но журнал уже захлопнулся, и к тому же еще закрылся на две медные застежки.