Дмитрий Емец - Таня Гроттер и перстень с жемчужиной

С внутренней стороны двери висели фотографии пляжных девиц, из тех, что механики любят развешивать в гаражах. Всем девицам чьим-то шаловливым маркером были пририсованы усы. На стене были схемы подсвечивающихся стоек для наружной рекламы. Это было уже наследство другой фирмы. Третья фирма – а еще точнее, автокурсы – оставила у окна на подставке двигатель грузовика в разрезе. Он был громадный, как туша дохлого слона, и, видно, совершенно неподъемный. Как он мог проникнуть в помещение через узкую дверь, так и осталось загадкой.

Верка Попугаева и Дуся Пупсикова оказались на месте, однако не обратили на Ягуна никакого внимания. Они сидели и спорили с пеной у рта, что будет, если чихнуть в ложку с супом. Будет желудочный грипп или нет?

– Будет! – утверждала Попугаева.

– Смотря кто чихнул. А если ты сама чихнула? – не соглашалась Пупсикова.

– Все равно будет!

– А я говорю: не будет.

Ягун понял, что это один из тех споров, когда важна не тема, а сам процесс и где спорящие раз по семь меняются позициями. Продолжаться такой спор может бесконечно. Внуку же Ягге не хотелось задерживаться здесь надолго. Он откашлялся.

– Добрый день, девочки! Вы прекрасно выглядите! – сказал он громко.

Пупсикова и Попугаева разом повернулись к нему.

– Какими судьбами?! – воскликнула Пупсикова.

– Ягун! – добавила Попугаева.

Подождав некоторое время, играющий комментатор убедился, что с ним уже поздоровались и дальнейших изъявлений радости не ожидается. Ягун был личностью своеобразной. Молчанию как средству человеческого общения он не доверял и был убежден, что когда люди встречаются, они должны разговаривать и проявлять доброжелательность. Так как со стороны Пупсиковой и Попугаевой ни того, ни другого не наблюдалось, Ягуну приходилось разговаривать и проявлять доброжелательность за троих, что было утомительно, поскольку запасы самой большой доброжелательности имеют свои пределы.

– Как дела, Пуп и Поп? – спросил Ягун. «Пуп» и «Поп» – так на младших курсах дразнили в Тибидохсе Пупсикову с Попугаевой, ходивших повсюду вместе.

Пупсикова с Попугаевой заверили его, что дела лучше всех.

– А я вас искал! – продолжал Ягун.

Пуп и Поп вежливо улыбнулись.

– Как узнал, где мы? Все думают, что мы в Москве, – спросила Попугаева.

– Семь-Пень-Дыр подсказал.

Услышав имя «Семь-Пень-Дыр», Пупсикова с Попугаевой не умерли от радости.

– А! Жук этот… – сказали они.

Ягун спросил, почему они назвали Семь-Пень-Дыра жуком, однако ответа не получил.

«Если и вся встреча выпускников будет такой же, то стоило ли ее затевать?» – подумал Ягун. Он ощутил себя человеком, которому больше всех надо и который, как результат, чаще прочих получает по мозгам.

Он вручил Пупсиковой и Попугаевой приглашения.

– С двадцать третьего по двадцать шестое? Не знаю, буду ли я свободна, – озабоченно сказала Попугаева.

Она открыла еженедельник и принялась перелистывать его, держа его так, чтобы Ягун не мог заглянуть. Однако играющий комментатор и без того видел, что все страницы еженедельника чистые, если не считать единственной записи « Зубы » где-то в районе двадцатого.

– Ну хорошо… возможно, я смогу выбраться, – сказала Попугаева великодушно.

Пупсикова выпендривалась гораздо меньше. Она честно сказала, что у нее на двадцать четвертое записана только одна собака, которую отлично можно перенести на любой другой день. Да и вообще, вероятнее всего, хозяин еще до двадцать четвертого поступит с ней так, как Герасим поступил с Муму.

– Его собака – неизлечимая дура! Она все грызет и всюду пачкает. А еще лает и кусается, – заметила она.

– Ее оклеветали.

– Почему?

– Слишком много недостатков для одного несчастного пса, – сказал Ягун.

Пупсикова пожала плечами. Ей было все равно.

– Ты будешь есть? – спросила она.

– Не будет! Он небось у Дыра нахлебался чаю! – ответила Попугаева, и обе захихикали одинаковым смехом, как Бобчинский с Добчинским.

– Вы совсем не изменились, девочки. Все такие же, – сказал Ягун задумчиво.

Попугаева с Пупсиковой перестали смеяться и напряглись.

– Ягун, я тебя люблю! – сказала Попугаева.

– Какое совпадение! Представь, я тоже себя люблю! – сказал Ягун.

Он как-то сразу понял, что фраза «я тебя люблю» в устах Попугаевой означает всего-навсего, что он ее достал.

Ягун про себя выругал того санитара, который забыл закрыть дверь в палату № 6 и выпустил оттуда двух этих кликуш. Он попрощался и хотел уже уйти, когда в комнате появилось еще одно действующее лицо. Робкий парень лет двадцати трех с большой родинкой на подбородке.

– Э-э… Я тут… Могу я увидеть белого мага Веру? – спросил он робко.

– Я Верб! – гневно поправила Попугаева.

Поняв, что пришли не к ней, Пупсикова мигом утратила к парню интерес. Зато лицо у Верки стало сосредоточенным, как у хирурга, намеревающегося вырезать аппендикс каменным ножом без наркоза.

Парень недоверчиво уставился на Пупсикову и Попугаеву. Он явно ожидал увидеть кого-то постарше.

– Вы, наверное, заняты… я зайду в другой раз… – сказал он, начиная пятиться.

Но не тут-то было. Попугаева щелчком пальцев захлопнула металлическую дверь с усатыми красотками. Следующим щелчком пальцев она выдвинула стул, который налетел на парня сзади и толкнул его под колени. Парень рухнул на стул, как если бы ему подрубили ноги.

– Садитесь, пожалуйста! – сказала Верка ласково.

Парень тупо уставился на стул.

– Я вас слушаю! Кого-то приворожить? Найти пропавшего человека? Погадать? Учтите, с фото три на четыре я не работаю: мне глаза жалко! – сказала «белый маг Верб», строгим взглядом давая понять Ягуну, что он ей мешает.

– Нет, у меня другое. Моя девушка хочет замуж! – сообщил парень жалобным голосом.

Попугаева понимающе кивнула.

– Распространенный случай. Сочувствую. За кого?

– Вы не поверите. За меня, – убито сказал парень.

Челюсть у Попугаевой изумленно отвисла. Должно быть, с таким тяжелым случаем она сталкивалась впервые.

– Сочувствую вдвойне, – брякнул Ягун и, пока Попугаева не пустила в него боевой искрой, быстро шмыгнул к двери.

В коридоре его нагнала Пупсикова. Здесь, на лестнице, во внерабочей обстановке, она не казалась уже такой суровой.

– Ты не поверишь! Она и меня прогнала… Кажется, Верка вознамерилась приворожить этого парня для себя, – шепнула она.

– Сочувствую втройне, – сказал Ягун.

Дуся хихикнула.

– Слушай, к кому из наших ты еще полетишь? К Зализиной и Бейбарсову полетишь?

Ягун подтвердил, что полетит.

– А где их искать знаешь?

– Смутно. А у тебя адрес есть?

– Да. Мне недавно от Лизки открытка пришла! – сказала Дуся, выпуская искру.