Лидия Думцева - Сказки о любви

Жила-была на свете Чашка. Да-да, самая обыкновенная чашка… Ох, простите… Если бы она узнала, что ее назвали обыкновенной… — такой скандал закатила бы на своей полке посудного шкафа! Ах! Снова простите… Своей эту полку Чашка не признавала никогда! Еще бы — такое соседство приводило ее в негодование: фаянсовый Сервиз, неуклюжий пузатый Чайник да бледный невзрачный Колокольчик-рюмка… Какая скука! Не то, что на самой верхней полке, где разместились разнообразные посудные диковинки. Там, если и наступала тишина, то — царственная или презрительная.

Впрочем, Судьба, может быть, и впрямь нехорошо обошлась с нашей героиней. И все потому, что не оказалось у нее ни пяти сестер, ни — тем более одиннадцати — для полного комплекта. А ведь заметно отличалась она от тех чашек, из которых хозяева пили чай каждый день.

Итак, Чашка была натурой тонкой, очень чувствительной и мечтательной. Она мечтала о многом, о разном… Но главной ее фарфоровой мечтой было — очутиться там — наверху, среди избранных…

«Если бы, если бы только это свершилось! Как обзавидовались бы все красотки чашки со средней полки! — Чашка хихикнула, обвела презрительным взглядом своих соседей, покосилась на обитателей средней полки. — Нет, выше не смею, не смею, — задохнулась от неслыханной собственной дерзости Чашка. — Ах, как сладка и как несбыточна эта мечта!»

Оставалось только жадно всматриваться и вслушиваться во все, что происходило там — в высшем обществе.

А наверху в Резном Графине с вытянутым горлышком сидел на корточках узкоглазый Стеклянный Человечек с желтым круглым лицом и длинными тонкими усами. Графин и Человечек подолгу вели между собой умные беседы о форме и содержании.

«Нет, все же ничего не может быть главнее формы», — так начинал каждую беседу Резной Графин.

«Разумеется, главное — содержание, — надменно отвечал Человечек, — содержимое, содержание… Впрочем, ты до сих пор и разницы в этих словах не уловил…»

«Ах! Сколько можно — об одном и том же!?» — вздохнула Крышечка-Голубка. Она украшала и без того нарядный, весь расписной шестигранный Фарфоровый Сосуд. Когда из него наливали вино, Крышечка-Голубка нежно ворковала. Жили они душа в душу, и не было им дела до всех остальных.

Из желто-золотистого стеклянного Самоварчика можно было пить коктейль — так хитро придумали его трубочку-спираль, и затейливый краник, и кокетливый чайничек — колпачок, очень вертлявый и любопытный.

А Заморский сплюснутый Флакон, внутри которого покачивалась в вине настоящая спелая Груша на веточке с двумя зелеными листочками…

Словом — все-все там были редкостными и удивительными. Конечно же, не соседи нашей Чашки.

«Как же подсматривать за ними надоело, — с досадой подумала Чашка. — А этих слушать противно! Болтают одни глупости! О! Неужели мне не суждено попасть туда — наверх!»

И однажды скромный фарфоровый Колокольчик-рюмка, заслоненный обеденным сервизом, случайно оказался возле Чашки. И… коснулся ее.

«Дили-дим» — раздался мелодичный нежный звон!

Мгновенно прекратилась болтовня на нижней и средней полках. Смолкли умные беседы на верхней…

«Какой дивный голос! — послышалось отовсюду, — О! Спой нам, спой еще!»

Чашка, едва не задохнувшись от блаженства, выразительно взглянула на Колокольчик. Он понял. И снова «Дили-дим-м-м…»

Неожиданное происшествие обсуждалось несколько дней. И все более лестные слова долетали до Чашки: «Удивительная, необычайная, редкая, редчайшая и даже — несравненная!»

«Да-да! Они правы! Я несравненная! — упивалась восторгом Чашка. — Наконец все поняли! Теперь скорей, скорей на самый верх! Там, только там, мое место!»

«Я безмерно счастлив, что помог открыть Вашу необыкновенную душу», — тихо промолвил Фарфоровый Колокольчик…

«Вот еще нахал выискался! — презрительно фыркнула Чашка. — Не ты, так другой!!»

«О, простите, простите! Я и не помышлял Вас обидеть, — пролепетал Колокольчик, — я только…»

«Не хочу и слушать! — негодовала Чашка. — Разболтался тут!»

«Вы правы, — пробормотал, запинаясь Колокольчик. — Я никогда не посмею… Но я так счастлив! Так счастлив!»

Чашка не соизволила ему ответить. Еще бы! Ведь он мешал ей мечтать о новой жизни, совсем-совсем другой.

«Графину с узкоглазым Человечком я скажу, что споры их так пусты! Вот я сама себе и форма, и содержание — моя сущность, моя натура… А они — что они друг без друга! Стекляшки!!! И Сосуду с Голубкой я тоже кое-что скажу…»

Чашка замерла от восторга. Мысль о том, что она может потягаться с Крышечкой-Голубкой рассмешила ее и стала очень заманчивой. Да, да… Подумаешь — воркует! А я буду дарить ему трели, и он не вспомнит о Крышке.

«Ну что ж… Пожалуй, теперь ты могла бы породниться и с нами», — важно произнес Чайник, нарушив мечты нашей Чашки.

«Я-я? С Вами? На этой презренной полке? — ужаснулась Чашка. — Фу! Еще один наглец!»

«О, несравненная, не покидай нас! — взмолился Колокольчик. — Я не смогу жить без твоего дивного звона!» Несчастный, он робко коснулся Чашки, и вновь послышался нежный протяжный звук.

Все мгновенно забыли о грубости и надменности Чашки. Слушали, замерев.

А вскоре сбылась ее мечта — она оказалась среди диковинок.

«Мы рады приветствовать тебя, наша гостья», — первым торжественно произнес из Графина Стеклянный узкоглазый Человечек.

«Нет, нет и нет! Вот еще! Я вовсе не гостья! — фыркнула Чашка. — Это мое место по праву!»

«Успокойтесь, Несравненная! — промолвил Графин. — Простите его, он всего лишь мое содержание. А главное, как известно — форма!»

«Я никогда не слышал более дивного голоса, чем Ваш, Несравненная Чашка!» — вмешался шестигранный Фарфоровый Сосуд, погасив спор о форме и содержании.

«А как же я?» — всхлипнула Крышечка-Голубка.

«Что ты? — вздохнул расписной Сосуд. — Твое воркование так однообразно, отныне я хочу наслаждаться только ее голосом!»

«Ну, началось…» — подумала во Флаконе желтая Груша и сжалась испуганно.

«Но я, право, не знаю! Мне трудно выбрать — кто достоин моего пения», — кокетничала Чашка. А ведь совсем недавно трепетно мечтала о расписном Сосуде.

«Ты права», — сказал Заморский Флакон.

«И имеешь полное право выбрать себе лучшего из нас», — подтвердил Графин.

«Ах! Я так натерпелась там внизу, — жеманно отвечала Чашка. — А здесь я боюсь ошибиться». И принялась придирчиво рассматривать всех поочередно.

«Но ты! Почему ты ничего не сказал мне, надутый Самовар, — капризничала она. — Или не находишь меня чудной?!»

«Насколько я понимаю — ты ведь только для чаю, — изрек Самовар. — И будь я простым, ты бы мне пригодилась… Но я…»