Семен Липкин - Царевна из города Тьмы

Так минуло еще пять месяцев, и люди пришли к сорока родникам, огражденным валунами. Показалось им, что какая-то скала с очертаниями человека, покрытая мохом, взлетела ввысь: это див Афсар испугался людей и удалился в пустыню.

А люди начали строить город Чамбиль, город равных, и наставником их и советчиком был Сакибульбуль. О том, как они строили свой город, город без ханов, — а строили они его семь лет, — рассказано в песне. Поет эту песню и старик в чайхане, и земледелец на хлопковом поле, и ткачиха за ткацким станком, и гончар за гончарным кругом, и чабан на пастбище, — поет о том, как расцвели в Чамбиле сады, заколосились поля, поднялись дома, как люди зажили в довольстве, не делясь на господ и слуг, на богатых и бедных. Пожилые радостно старились, молодые мужали, дети росли, и весело было людям считать годы, ибо начался новый, счастливый век, век Гор-оглы, век свободы.

Из песни ни одного слова не выкинешь, но прибавить к ней слово можно. Например, слово о Безбородом. Он был единственным слугой в благословенном Чамбиле, слугой двух женщин, которым причинил столько горя, и этим он отличался от всех жителей Чамбиля. Отличался он еще и тем, что волосок на его подбородке по-прежнему был украшен жемчужинами, а чамбильцы не носили ни колец, ни запястий, ни дорогих камней, ибо красивым не нужны украшения.

Казалось, и Безбородый преобразился в городе справедливости. Стал он тихим, трудолюбивым, подолгу беседовал с Каракуз и Биби-Хилал, рассказывал им о своей прошлой нечистой жизни, осуждал ее, клеймил бессовестных и продажных, хвалил честных и совестливых. Он теперь не хихикал, не утирал рукавом сопли, чтобы казаться человеком простоватым, с придурью; ведь отныне ему не надо было ни обманывать, ни клеветать.

Однажды, когда в дом Гор-оглы пришел Царь-Нищий, Безбородый спросил его:

— Ты, которого считают сведущим и мудрым, ты, чьим советам внимают все чамбильцы, знаешь ли ты притчу о шахе, о его вельможе и о том, как этот вельможа сначала разрушил селение, а потом восстановил его?

— Я знаю эту притчу, — сказал Царь-Нищий. — Я знаю и то, куда ты клонишь. Видимо, не по душе тебе, соглядатаю, город Чамбиль, город равных.

— Что это за притча, Безбородый? — спросил Гор-оглы… — Расскажи нам, ибо мы не знаем ее.

И Безбородый начал так:

— «Некий могущественный шах, возвращаясь со свитой с охоты, заехал по пути в одно богатое селение. Но жители, вместо того чтобы приветствовать шаха песнями и пожеланиями счастья, вместо того чтобы встретить его с яствами и вином, даже не вышли к шаху. Шах рассердился и приказал своему главному вельможе разрушить селение, наказать неотесанных и неучтивых жителей, а сам поехал со свитой дальше.

Вельможа явился к жителям того селения и сказал им:

— Отныне живите, никому не подчияясь. Пусть незрелый отрок будет равен многоопытному старцу, слуга — господину, женщина — мужчине, каждый крестьянин — старшине. Отныне все вы будете господами: таков приказ шаха.

Вельможа уехал, а жители сказали: «Теперь все мы господа, все равны друг другу». Исчезли повиновение и послушание, настали вольница и беспорядок. Никто не хотел трудиться. Жители стали резать баранов, пить витто, безобразничать. Безусый джигит смеялся над мудростью богатого старца, слуга стал пренебрегать хозяином, ибо считал самого себя господином. Старшину с позором прогнали, и не было кому распоряжаться посевами и распределением воды. Люди богобоязненные, благонадежные, увидев, что нет порядка в селении, покинули его, разбрелись кто куда. Селение опустело больше чем на три четверти, заглохли сады и поля, дома превратились в развалины.

Случилось шаху снова проезжать со свитой мимо этого места, недавно столь благоустроенного, и опечалился шах, обнаружив развалины и запустение. Приказал он главному вельможе!

— Слово, которое я произнес, было неправильным, ибо я сказал его в гневе. Ты напрасно поспешил его исполнить. Теперь потрудись, восстанови разрушенное, собери рассыпанное.

Вельможа поспешил в селение и нашел там жалких, нищих людей, одичавших и голодных. Среди них жил один старик, чье лицо было приятным и важным. Вельможа сказал ему:

— Отец, ты стар, ты умудрен годами, возьми в свои руки поводья власти, будь старшим над людьми, и пусть они повинуются тебе. Таково повеление шаха.

Старик оказался мудрым и властным, приказы его были разумны, а старые руки достаточно сильны для того, чтобы крепко держать власть. Люди, перестав себя считать господами, подчинились ему, и селение вновь расцвело, ибо где власть, там и расцвет». И на этом кончается притча.

Царь-Нищий с усмешкой взглянул на Безбородого и сказал:

— Нет сомнения в том, что эту притчу выдумал тот самый старшина, которого с позором прогнали жители селения. Я долго скитался по миру, я видел его зло, и я разочаровался в нем. Я прочел в древних книгах, что когда-нибудь люди возведут город равных, город справедливости. Я жил, надеясь, что увижу этот город, но годы шли, вместе со мной старилось время, и надежда моя угасала. Теперь, когда мы в пустыне воздвигли Чамбиль, я отказался от разочарования, но не отказался от надежды. Смотри, Безбородый, вот мы живем без господ, без их власти, а Чамбиль цветет, и люди радостны. К чему же твоя лживая притча?

— Но долго ли будет цвести Чамбиль? Ты, Царь-Нищий, умен книжным умом, не спорю, а я умен опытом своих двухсот с лишним лет. Не придут ли ханы со своими войсками, не разрушат ли, не уничтожат ли город равных?

Гор-оглы задумался, услышав эти слова Безбородого, а потом сказал так:

— Я не знаю, что написано в древних книгах, но я знаю, что мы защитим Чамбиль от всех господ и ханов с их войсками. Живое живет не за счет живого, а ради живого. Мы превратили пустыню в город, а ханы превращают города в пустыни. Велика сила ханов, но это сила смерти, а у нас — сила жизни. Но вижу я, что есть у нас богатырская сила, а нет знаний. Царь-Нищий, вы старец с разумной душой. Научите меня и всех, кто живет в Чамбиле, чтению и письму, поделитесь с нами светом знания.

С того дня стал Царь-Нищий учителем Чамбиля, учителем Гор-оглы. Узнал Гор-оглы, что слова могут рождаться не только на языке, но и на бумаге, и что это слова мудрости и опыта. Узнал он о движении звезд на небе, о странах и племенах на земле, о том, что было и будет. Сердце Гор-оглы забилось новым биением, тесно стало сердцу в богатырской груди, ибо оно как бы сравнялось теперь со всем мирозданием.

Часто бродил по ночам Гор-оглы но городу, где деревья разрослись, как лес, он бродил и думал о прочитанном, он думал о мире, о людях, о себе. Однажды ему показалось, что сквозь листву зажглись, как звезды, чьи-то глаза, глубокие и зовущие. Они глядели, эти глаза, удивляясь и обольщая. Гор-оглы вспомнил, что уже видел однажды эти глаза, — но тогда ли, когда он сдвинул с места плечом камень Акван? Когда горлинка пролетела мимо него? Когда на миг ему показалось, что пери парит над камнем Ливаном? Гор-оглы пошел па путеводный свет этих прекрасных глаз, как путник в степи идет на свет одинокой хижины, но глаза внезапно погасли, исчезли в листве, и только горлинка пролетела над листьями и скрылась в звездном небе.