Семен Липкин - Царевна из города Тьмы

Чамбильцы обрадовались, узнав, что и Афсар, которого все любили, стал всадником, как и прочие люди, и теперь не было такого чамбильца, чья бы душа пе веселилась, и только Гор-оглы оставался печальным.

Не зная, как избавиться от смуты и тоски, решил Гор-оглы открыть свою тайну Сакибульбулю и показал он ему золотое колечко с такой ясной и одновременно загадочной надписью.

Сакибульбуль, наставник чамбильцев в их полевом труде, долго вглядывался в изображение красавицы и сказал:

— Слыхал я о царевне Зульхумар, дочери шаха ширванской страны. Бывали в нашем городе тамошние купцы, сказывали, что снедает царевну тяжкая, неизлечимая болезнь. А на твоем колечке изображена цветущая красавица. Не удивляюсь я тому, что такого, как ты, полюбила царевна, не могу только попять, как она узнала о тебе, как доставила в Чамбиль это кольцо. Узлы тайны распутывает слово, но, чем услышать слово говорящего, лучше увидеть его лицо. Ты должен увидеть царевну, иначе ты не распутаешь этот узел. Отправляйся в Ширван. А если случится горе, если Чамбилю будет нужда в тебе, то мы пошлем за тобой Афсара, он мигом прилетит в Ширван верхом на Гилам-Гуше.

Поблагодарив Сакибульбуля за хороший, радостный для сердца совет, оседлав Гырата, провожаемый добрыми пожеланиями чамбильцев и напутственными слезами матери, ибо плакала Биби-Хилал, горюя и от разлуки с сыном, и оттого, что невеста может оказаться плохой, — кто их знает, ширванских царевен! — Гор-оглы отправился на поиски Зульхумар.

Исполнилось слово Гор-оглы: одел его город равных. Теперь пе лохмотья были на нем, а халат из лучшей ткани — изделия чамбильских женщин, ибо город равных стал городом богатых.

Простой, но крепкий кушак стягивал его тонкий стан, в руке — плеть, на боку — меч, выкованный в Чамбиле, а за широким плечом — бронзовый лук. Гырат, снаряженный Сакибульбулем так, как снаряжают богатырских копей, полетел, оставляя позади себя пустынный вихрь, опережая мысль.

Всадник миновал высокие горы, засушливые степи, кишащие людьми города, и открылась перед его глазами цветущая страна, чьи дворцы походили на тот, который был изображен па золотом кольце.

«Видимо, прибыл я в Ширван, — подумал Гор-оглы. — Что же, так сразу и попаду я во дворец ширванской царевны? Кто я такой, чтобы почтительные слуги взяли моего копя за поводья, помогли сойти с седла, отвели для меня в шахском дворце роскошные покои? Поскачу я лучше на базар. Где базар, там и слухи, где слухи, там и выход из трудного положения.

Погнал Гор-оглы своего копя в город. Сложил Гырат крылья, стал обычным конем, поскакал ни скоро, ни медленно. Дорога ровная, утоптанная, с обеих сторон, в три ряда на каждой стороне растут чинары, образуя над дорогой густой навес, а за степами — не глиняными, а мраморными — сады, и высоко шумят листвой тополя, шелестят яблони, зреет инжир. Не сдержал любопытства Гор-оглы, заглянул, сидя на коне, через стену самого высокого и обширного сада, а там, в саду, степенно прогуливаются нарядные, как свадебные гости, павлины, соловьи в розовых кустах сочиняют четверостишия, и если на мгновение замолкают, то лишь для того, чтобы подыскать созвучие; попугаи и скворцы, перебивая и не слушая друг друга, рассказывают, захлебываясь, городские сплетни; лебеди, мечтательные, как курильщики опиума, грезят о чем-то в сонных синих водоемах, а цветы, белые и красные, пряно благоухают, не потому, что хотят доставить людям радость, а потому, что цветы не могут жить не благоухая.

«Не сад ли эго ширванского шаха? Не здесь ли пребывает Зульхумар?» — подумал Гор-оглы и крикнул через стену:

— Ученейшие скворцы, образованнейшие попугаи, сделайте милость, скажите мне, как я могу проникнуть к ширванской царевне?

— Через колпачный базар! Через колпачный базар! — прокартавили скворцы и попугаи с неудовольствием, ибо Гор-оглы прервал их сплетни.

«Выходит, что я был прав, — подумал Гор-оглы. — Даже пернатые существа советуют мне отправиться на базар».

Поскакал Гор-оглы дальше, и тени чинаровых листьев замелькали на дороге под копытами Гырата. Из-за поворота появился всадник, молодой джигит, одетый, как сын знатного дома. Он пел веселую песню, глаза его сияли светом удачи.

— Почтенный джигит, — обратился к нему Гор-оглы, — не укажешь ли ты мне дорогу на колпачный базар?

— Ага, и ты хочешь купить колпак, шитый шелком, шитый руками солнцеликой Зульхумар? — Джигит рассмеялся. — Смотрю я на тебя, ты не богат. Хотя и горит бронзой богатырский лук у тебя за спиной, с виду ты один из тех безвестных воинов, что служат шаху за малую плату. Так неужели и ты возжаждал приобрести колпак, неужели не жаль тебе пятисот золотых монет?

— Мне мало знакома цена вещей, но кто слыхал, чтобы даже шелком шитый колпак стоил пятьсот золотых монет? Да и может ли быть, чтобы царевна Зульхумар, как бедная швея, занималась продажей колпаков, изготовленных ее руками? — усомнился Гор-оглы.

— Это может быть только в Ширване, в наилучшей из стран! — сказал знатный джигит и спесиво поглядел на Гор-оглы. — Я не привык дрожать, как иные скряги, над каждой монеткой, и приобрел я колпак, сшитый самой царевной. Возьми его в руки, окинь глазом, подумай, разве изделие прекрасных рук прекраснейшей из дочерей Ширвана недостойно высокой цены?

Джигит вынул из-за пазухи колпак и дал его в руки Гор-оглы. Затрепетал Гор-оглы — не потому, что его поразило тонкое шитье, а потому, что к этому колпаку прикасались руки той, ради которой он покинул Чамбиль, и почудилось ему, что он почувствовал касание этих рук. Скрывая волнение, стыдясь его, Гор-оглы спросил:

— Кто же продает эти колпаки?

— В том-то и дело, — воскликнул джигит, — что сама царевна продает их на колпачном базаре! Так вот и восседает на возвышении посреди базара, окруженная служанками, закрытая покрывалом из парчи, и торгует своим товаром.

— Если так неправдоподобно высока цена ее колпаков, то сколько же надо заплатить за то, чтобы, откинув покрывало, взглянутъ на лицо Зульхумар?

Тут впервые джигит вздохнул:

— Никто из нас, высокородных юношей, влюбленных в царевну, не в состоянии раздобыть эту плату. Надо тебе сказать, ибо я вижу, что ты прибыл издалека, всю правду. Никогда прежде царевна Зульхумар не славилась красотой. Если о ней и говорили, то лишь о том, что се терзает неизлечимая болезнь, что со дня на день ждут ее смерти. Но в некое утро затараторили ее служанки, что к их госпоже вернулось здоровье, что она расцвела и стала прекрасна, как пери, что ни один из смертных, взглянув на нее хотя бы раз, уже не захочет смотреть на самых прославленных красавиц Вселенной. Шах Ширвана, сам изумленный новой, необъяснимой красотой дочери, только однажды показал ее своим приближенным, и те обезумели от любви к ней, перестали заниматься делами государства, хотя их бороды белы, а стан согнут под бременем годов. Ни одному из высокородных джигитов — о простолюдинах я уже не говорю — не открывает царевна своего лица, требуя за один взгляд па него неслыханную плату: показать ей маленькое золотое колечко, па котором поместилось бы изображение ее дворца, да и чтобы она сама при этом была па колечке изображена во весь рост. Приезжали в Ширван и сыновья шахов, и вожатые войск, и правители держав, но ушли ни с чем: нет у них такого колечка! А между тем богатые юноши разоряются, покупая колпаки, покупая только для того, чтобы сказать: я, мол, ношу колпак, сшитый царевной Ширвана!