Юрий Розенблюм - О чём пела золотая кукушка

Самых тучных баранов приказала зарезать Алып-Хан-Хыс и заколоть самых жирных жеребцов. А когда угощение было готово, она посадила сына Хулатая за золотой стол, и лишь только мальчик, вдоволь отведав различных яств, устало закрыл глаза, большие словно горные озера, она бережно отнесла его на белоснежную кошму и положила под голову шкуры шестидесяти самых темных выдр и укрыла шкурами семидесяти самых чистых соболей.

А когда первые лучи солнца весело заиграли на золотом шпиле белой юрты, Алып-Хан-Хыс. разбудила сына Хулатая и спавшего рядом с ним на кошме сына Хан-Миргена.

И вот уже на зеленой поляне, окаймленной глухой таежной чащобой, куда голова зайца не пролезет и змея ползучая не проползет, состязаются в силе и ловкости два совсем еще юных алыпа.

Один стальную тетиву могучего лука натягивает, другой несущей смерть пикой потрясает. Ноги их слабости не знают, рукам их усталость неведома. Ни один пернатый хищник им не страшен, ни один самый страшный зверь не заставит их обратиться в бегство. И не замечают они, как сменяет день ночь, а ночь покорно уступает место заре.

Много ли, мало ли прошло времени, но однажды, когда яркий глаз луны показался над вершинами деревьев ста пород, вздрогнуло, покрывшись морщинами гор, лицо земли. Пугливо зашелестела листва, в страхе попрятались по густым таежным зарослям когтистые звери, а крылатые птицы, не рискуя подняться ввысь, замерли в своих насиженных гнездах.

А гул все нарастал.

Послушал левым ухом землю сын Хулатая и ничего не сказал; прильнул правым ухом к траве сын Хан-Миргена и не проронил ни слова; лишь Алып-Хан-Хыс тихо молвила:

— С криком надвигается на нас большая беда, дети мои! Встретим ее грудью, а не спиной! Пусть сталью покроются ваши сердца, а кровь разольется по жилам раскаленным железом! Только тогда мы сможем одолеть врага и злую беду. Помните, юные богатыри, что четвертый коготь орла сильнее всех когтей других птиц!

А в это время зашевелились, царапая небосвод, скалистые горы, бурные реки потекли вспять, в низком поклоне склонились до самой земли вечнозеленые сосны, с ужасом шарахались из стороны в сторону когтистые звери, а пернатые хищники от страха падали камнем на желтый сыпучий песок.

И тогда из самой глубины расколовшегося надвое неба раздался голос, заглушавший самый громкий гром:

— Здравствуй, верный товарищ Хара-Хулат! Наконец-то петли дальних дорог подарили мне встречу с тобой! Скажи, чья злая рука завела тебя под уздцы в эти проклятые, ненавистные края? Ответь, кто осмелился называть себя твоим хозяином?

Молчали горы, молчала затаившаяся тайга. А громоподобный голос, расколовший свод неба, продолжал:

— Здравствуй и ты, сын гордого Хулатая, приемыш всесильной великанши Юзут-Арыг! Мы нашли тебя в дальней дали. Теперь ты навеки вернешься к нам в бездонную топь болот, где не ступала нога доброго человека и лапа мохнатого зверя!

Словно небесный гром несется над тайгой, устрашая все живое. Это голос страшной беды. Сила его такова, что с треском ломаются скалы, рушатся деревья всех ста пород, буйнотравые луга превращаются в безводную степь.

Оглушительно храпит, стаптывая на своем пути островерхие горы и осушая бурные реки, трехногая кобылица, погоняемая кровавоглазой Юзут-Арыг.

Не человек и не зверь восседает без седла на черной кобыле о трех ногах; а сзади, ухватившись за змееподобные косы болотной твари, прижался безумный Хулатай. Ноги его волочатся по земле и задевают за коряги и кочки. Он дико оглядывается по сторонам и хрипит, словно загнанный охотниками зверь.

Но мудрая Алып-Хан-Хыс не дала волю страху. Она быстро завела в юрту двух юных алыпов и открыла огромный красный каменный сундук, что стоял в переднем углу уютного жилища.

— Дети мои, — торопливо проговорила она, — сейчас должна решиться ваша судьба. От смелости и сноровки зависит и настоящее и будущее. Ты, сын Хан-Миргена, моего любимого брата, надень на себя боевой наряд — тебе предстоит смертельная схватка с безрассудным Хулатаем. Помни и знай: пути назад нет! Как только ты покажешь ему спину, очарованный Юзут-Арыг богатырь убьет тебя! А ты, несчастный сын безумного отца, надень простое рубище и смиренно приблизься к всепожирающей Юзут-Арыг. Как только лягушачье отродье будет от тебя на расстоянии вытянутой руки, ты смиренно скажи ей: «Прекрасноликаи Юзут-Арыг, моя душа чиста, как горный ручей. Не помышляя о бегстве, я грелся у зажженных тобою болотных огней, и не моя вина, что чья-то злая рука однажды ночью накрепко привязала меня к спине могучего Хара-Хулата, который привез меня в шестиугольную юрту чужеземки Алып-Хан-Хыс. Спасибо тебе, добрейшая Юзут-Арыг, что ты наконец нашла меня и вызволила из проклятой неволи». Как только ты произнесешь последнее слово, сейчас же кинься на шею болотной мрази, будто хочешь нежно обнять свою дорогую приемную мать, а сам осторожно расстегни все девять застежек каменного панциря и сдави ее змееподобную шею. Только тогда она, лишившись сил, бездыханной рухнет на землю.

Внимательно выслушали мудрый наказ Алып-Хан-Хыс юные богатыри и стремглав побежали в сторону огромной черной горы, где, ведя под уздцы трехногую кобылу, шествовала кровавоглазая великанша.

— Эк-кей, прекрасноликая Юзут-Арыг, называющая меня своим приемным сыном! — приветствовал болотное чудище сын Хулатая, стараясь приблизиться на расстояние вытянутой руки. — Смилуйся надо мной и открой дорогу к своему щедрому сердцу. Не по своей воле покинул я твой гостеприимный очаг. Могучий Хара-Хулат увез меня в чужедальние края, где приютила меня сестра Хан-Миргена, сердобольная Алып-Хан-Хыс.

— Эк-кей, любезный моему сердцу несмышленый приемыш! Я рада, что ты ждал меня. И если чья-то злая рука увела тебя из моего жилища, я прощаю тебя! Иди со мной, я накормлю тебя лакомством из отборных ящериц, змей и лягушек. Я зажгу все принадлежащие мне болотные огни и своим бледным, как смерть, светом они будут освещать тебе путь в черную трясину. Прижмись скорее к материнской груди любящей тебя Юзут-Арыг, и ты не вспомнишь о том, что было с тобой вчера и сегодня и никогда не подумаешь о том, что будет завтра. Иди ко мне скорее, мой любимый сынок!

Этого только и ждал сын Хулатая. Словно отпущенная могучими пальцами богатыря туго натянутая тетива, он бросился на грудь Юзут-Арыг, а сам осторожно расстегнул все девять застежек каменного панциря и сдавил ее змееподобную шею. Захрипела великанша и рухнула на землю.

Но это было только начало смертельной схватки.

Закрылись глаза у солнца, потемнели глаза у луны. Звезды затянула черная пыль, поднявшаяся с поля жестокой битвы. Камни превращались в сыпучий песок, реки выходили из берегов, вековые сосны, словно беспомощные былинки, никли к земле от громоподобного богатырского крика. Все крепче сжимал юный смельчак покрытое скользкой змеиной чешуей горло кровавоглазой великанши. И тогда, собрав последние силы, Юзут-Арыг прохрипела: