Юрий Томин - Шел по городу волшебник. Повести

Наконец Костя свистнул. Алик и Мишка рванулись к сараю, выхватив пистолеты. Шпион бешено отстреливался.

- Сдавайтесь! - крикнул майор.

- Сдавайся! - взвизгнула Люська.

В ответ из сарайчика вылетело полено. Оно слегка задело по ноге Люську. Люська подумала немного, села на снег и заплакала. А борьба только еще разгоралась.

- К-х-х-х, к-х-х… - слышалось из сарая.

- Та-та-та-та… - отвечал автомат лейтенанта. Увлекшийся Костя высунулся из сарая.

- К-х, - сказал майор. - Я тебя убил. Вылезай.

Это было уже не по книге. Шпиона нельзя убивать сразу. Разгневанный Костя открыл было рот, но майор уже осознал свою ошибку.

- Пуля просвистела у тебя около уха! - крикнул Мишка. Перестрелка продолжалась.

Наконец майор бросился к двери. Оттуда высунулась рука шпиона. Пистолет был направлен прямо в сердце майора. Но оба - и шпион, и майор - смотрели на лейтенанта. Лейтенант, позабыв свои обязанности, продолжал строчить из автомата.

- Алик! - крикнул шпион.

Только тут лейтенант опомнился. Он бросился вперед и грудью заслонил майора.

- К-х-х.

Лейтенант со стоном опустился на снег. Майор прыгнул на шпиона. Они катались по полу сарайчика, и Мишка никак не мог одолеть Костю. Он был слабее. А Костя, ушибив ногу об угол, обиделся и не хотел сдаваться. Костя подмял под себя майора, сел на него верхом и принялся кормить снегом. Мишка извивался и выл так, что даже Люська удивилась и перестала плакать.

- Пусти! Пусти, а то узнаешь, вот дам сейчас! - кричал майор.

Но тут Костя пришел в себя. Он слез с майора и поднял руки. Помятый майор поднялся, отряхивая снег.

- Не буду я играть, - буркнул он.

- Но я же сдаюсь, Мишка! Смотри, я руки поднял. Допрашивай.

- Ит из э лэмп? - неохотно спросил Мишка.

- Нихт, - ответил Костя.

- Гив ми зэ эппл, - строго сказал Мишка.

- Нихт.

- Нина хэз э дог! - крикнул Мишка.

- Нихт, - ответил Костя. - Можете меня расстрелять, - добавил он на чистом русском языке.

Повеселевшая Люська с восторгом слушала этот волшебный разговор.

Она ничего не понимала с самого начала, и от этого все казалось ей еще интереснее. Она даже попробовала вставить: «Со многими… неизвестная». Но на нее прикрикнули.

Легко-раненный лейтенант тоже принял участие в допросе. Допрашивал он почему-то на французском языке.

- Сэ си бон? - спросил лейтенант.

- Нихт, - ответил Костя.

- А где сэ си бон? - нахмурился лейтенант.

- Нихт. Не скажу, - ответил Костя.

Допрос длился не очень долго - пока хватило иностранных слов. Теперь шпион должен был скрыться. Его следовало упустить - так говорила книга. Алик и Мишка отошли в сторону, и Костя скрылся «в неизвестном направлении». Снова начались поиски. Ребята обшарили сарайчики, заглядывали под доски, залезали под поленницы. Шпиона не была Откуда-то из угла двора донесся торжествующий смех и крик Люськи:

- Вот он! Вижу, вижу, спрятался.

Алик и Мишка побежали на крик. Но только лишь затем, что бы стукнуть Люську по шее.

Генерал не должен был принимать участия в операции. Это было не по книге.

Между тем Костя разыскивал резидента. Он должен был передать срочное донесение, а тот словно сквозь землю провалился.

- Эй, ребята! - крикнул Костя.

- Ага, - отозвались Мишка и Алик.

- А где Борька?

- Не знаем.

Костя объявил перемирие, и все трое принялись искать резидента.

- А он домой ушел, я видела, - объявила вездесущая Люська после десятиминутных поисков.

- Чего ж ты раньше не сказала?

- Я боялась.

- Чего боялась?

- Бить будете, - честно призналась Люська.

Ребята захохотали. Кажется, Люська всерьез вообразила себя человеком. Бить такую пигалицу! Смешно. Можно, конечно, мимоходом шлепнуть по затылку. А бить… найдется кто-нибудь и постарше.

Люська не знала, почему смеются ребята. Но ей было приятно, так приятно, как никогда в жизни. Ведь все-таки ее не гнали, с ней разговаривали.

- Можно, я за него буду? - храбро спросила Люська.

Костя снисходительно усмехнулся:

- Тоже мне резидент. Может, тебя еще президентом?.. Эйзенхауэром можешь?

- Эйзенхауром… могу. - Люська мотнула головой. Она была готова на все.

Ребята снова захохотали. Засмеялась и Люська. Она повизгивала, запрокинув голову, и даже слегка приплясывала. Она была счастлива. Вдруг Люськино лицо вытянулось. Она застыла, глядя в сторону дома.

- Что же это такое? - закричала дворничиха еще издали. - Суп на стол поставила! За хлебом послала…

Люська с надеждой взглянула на ребят: может, заступятся? Но ребята даже отодвинулись немного в сторону. Люська стояла одна - беспомощная и виноватая.

- Да ты, никак, и не ходила! Где ж ты была? - спросила дворничиха, выхватывая из Люськиных рук сумку,

- Я была… перерыв… - прошептала Люська.

- Да перерыв-то час назад кончился! Иди домой сейчас же, уродина! - Дворничиха грозно оглядела ребят: - Господи! Вот она, метла-то где! А я ее целый час искала. Вы зачем метлу взяли?

- Мы двор подмести хотели, - льстиво сказал Алик. Но дворничиха хорошо знала своих жильцов.

- У-у, чучелы! - Метла взметнулась в воздух и опустилась на спину майора.

Шпион и лейтенант не стали дожидаться своей очереди. Все трое разбежались в разные стороны.

Их легко можно было найти по следам на снегу. Но дворни чиха, очевидно, не читала зеленых книг. Она вздохнула и пошла к дому, волоча за собой Люську. Люська не плакала.

Даже дома, получив свою порцию подзатыльников, Люська молча села есть суп без хлеба. Плакать ей не хотелось. Она вспоминала, как была генералом и как чуть было не стала президентом. Это был лучший день в ее жизни.

К физкультуре можно было не готовиться.

С географией Костя справился. С арифметикой тоже. И только на литературу не хватило времени: проиграл в шпионы. Конечно, если подумать, то именно задание по литературе нужно было подготовить в первую очередь. Тогда можно было бы спокойно ждать Владимира Ивановича.

С Владимиром Ивановичем шутки плохи. Нет, не так… С ним шутки хороши. Или нет… Короче говоря, разговаривать он умеет не хуже Кости. Даже лучше. И разозлить его невозможно. Ни когда не кричит, а все слушаются - даже странно.

Косте, например, самому было удивительно, что он слушается Владимира Ивановича. Как-то все само собой получается - не хочешь даже, а слушаешься. Так было с самого начала.

К доске Владимир Иванович вызывал редко, и только ленивых. Обычно он расхаживал по классу и разговаривал, просто разговаривал. И все время задавал вопросы. Ему отвечали с места. И всегда получалось так, что неверный ответ поправляли сами ребята. А когда разгорался спор, Владимир Иванович садился за стол и слушал. Ему нравилось слушать, как ребята спорят. А в конце урока человек пять или шесть получали отметки. Обычно уроки литературы проходили шумно. Поэтому всегда можно было узнать, кто не подготовился. Они сидели тихо.