Миколас Слуцкис - Волшебная чернильница [Повесть о необыкновенных приключениях и размышлениях Колобка и Колышка]

Мягко ударившись о землю, — какая она хорошая! — приятели снова очутились среди пригородных сосен. Только это был уже другой пригород. И сосны другие. И балкончики домов были другого цвета. По широкой асфальтовой дорожке, шурша, бежали красные листья. Они удрали из ближайшего оврага, куда сваливали мусор, и спешили к реке, которая была пока не видна, но унесет их далеко-далеко. Листья заранее радовались этому последнему своему путешествию.

Пока Колобок и Колышек слушали шепот листвы, апельсин закружился, как волчок, и, жужжа, пустился вперед. Он подкатился к стоявшим на земле красным туфелькам, стукнулся об них, подпрыгнул и влетел прямо в карман светло-зеленой курточки.

Владелице красных туфелек и светло-зеленой курточки было лет шесть, самое большее — седьмой год.

Она нисколько не удивилась, что апельсин прибежал, словно на ножках, и забрался к ней в карман. В оттопыренном кармане ее курточки всегда бывали гости. Последним здесь гостил удравший от мамы ежик.

И то, что вместе с апельсином прилетели два человечка, тоже не удивило ее: ведь она и сама летала, правда, без апельсина.

Колобок любил девочек. Помните? Он до сих пор вспоминал озорницу Расу и все еще хранил кончик ее косы! Увидев синеглазую, аккуратную девочку, он покраснел и решил предупредить ее.

— Послушай, девочка! С этим желтым толстяком нелегко дружить. Он такой непостоянный. Смотри, как бы не оторвал тебе карман!

— Если оторвет, мне помогут игла и нитка. Я не боюсь. А друзьям всегда надо доверять… — сказала девочка и засмеялась. Голос у нее был ломкий, смешливый.

— Ты украла мой апельсин! — сердито крикнул Колышек. Теперь, когда апельсин сам нес друзей, когда его не надо было тащить, обливаясь потом, Колышек уже не хотел с ним расставаться.

Девочка не испугалась, она спокойно спросила:

— Что такое «мой»?

— Мой — это не твой!

— А что такое «твой»?

— Ну, знаешь! — разозлился Колышек, но Колобок одернул его:

— Не придирайся, она не брала апельсина. Он сам нашел ее карман…

Из кармана, словно подтверждая слова Колобка, выглянул оранжевый бок. Казалось, апельсин хочет заговорить, но стесняется.

— Я его отпущу, когда ему надоест в кармане, — сказала девочка, должно быть, поняв, что хотел сказать ей апельсин. — Я и ежика отпустила, и ящерицу…

— А ежик не боялся тебя? — спросил Колобок.

— Я его немножко боялась, потому что он кололся. Ой, и апельсин колется!

— Не может быть! — усомнился Колышек.

— Почему же он не может колоться, если может летать? — рассудил Колобок.

— Нет, он колется потому, что ревнует! — баском засмеялась девочка, будто рожок заиграл. — Хочет, чтобы я забыла ежика и думала только о нем.

Колышек ничего не понял. Он подумал, что они напрасно теряют время, разговаривая с этой чудачкой. Такой апельсин проморгали! Допустим, догоняют тебя спички или собаки, ты — только раз! — оттолкнулся от земли и паришь над растерянной шайкой.

— Девочка, ты здешняя? Из этого дома?

Девочка ответила странно:

— Может, да, а может, и нет.

Она и не могла ответить иначе. Ведь Колышек, махнув рукой, показал на все дома, а она жила только в одном. Вернее сказать, в маленькой дольке одного из домов.

— А ты не встречала здесь собаку с синими ушами? — на всякий случай поинтересовался он.

Девочка замялась, но не потому что была удивлена. Нет. Она допускала, что уши у собак могут быть самых различных цветов.

— Не хочешь нам сказать, — упрекнул ее Колышек. — А мы тебе такой апельсин притащили!

— Притащили? Не стоит жалеть о том, кого надо тащить насильно, — спокойно ответила девочка, как будто уже много дней думала над этим. — Те, кто любят нас, приходят сами. Разве не так, апельсин?

Апельсин ослепительно улыбнулся из кармана курточки. Девочка тоже очаровательно улыбнулась и добавила:

— А что касается собаки, то могу сказать: может, встречала, а может, и не встречала.

— Как так? — возмутился Колышек. — Ты ее видела?

— Может, видела, а может, и не видела.

— Если видела, стало быть — встречала, — поучал Колышек. — А если не видела, — значит, нет. Ну-ка, вспомни!

— Мне не нужно вспоминать, потому что я ничего не забываю. Синеухий пес бегал здесь, но не один. А ты ведь спрашивал об одной собаке?

— Это он! Он и его шайка! — разволновался Колышек.

— Кроме того, — девочка старательно чертила что-то на песке красной туфелькой, — синева бывает разная. У этого пса уши были точно в чернилах…

— Да, это Зубарь, — огорченно подтвердил Колобок. — Он ведь из чернильницы. А почему ты сразу не хотела нам сказать?

Девочка ничуть не удивилась, что пес — из чернильницы. Она только заморгала длинными ресницами.

— Как же я могла сказать, не зная, какая синева нужна вам? Ведь сказать неточно — значит, соврать!

Колышек хотел еще справиться, не пробегали ли здесь спички, но Колобок опередил его:

— А как тебя звать, правдивая девочка?

— Я Саломея, но, может быть, и нет, — улыбнулась она и туфелькой начертила на песке большой вопросительный знак. — Папа зовет меня Саломея, мама — Салюте, а ребята — Сале и даже Сало. Они и песенку такую сложили:

Саломея спела это приятным голоском и засмеялась:

— Поют они, может, так, а может, и не так. Если беззлобно, в шутку, то дразнилка не считается, и сердиться на них не стоит.

— Да, не стоит, — согласился Колобок, хотя ему было обидно, что кто-то дразнит такую правдивую девочку.

Вдруг она снова засмеялась, как рожок затрубил:

— Не сердитесь, но мне надо сбегать домой и постелить кроватку апельсину. Он шепнул мне, что очень-очень устал. Вы не знаете, кто его так измучил?

И, не дожидаясь ответа, девочка убежала.

— Знаешь, что? — прошептал Колышек Колобку, когда они остались одни. — Мне кажется, что эта Сале— все выдумывает… Зря мы ей подарили апельсин.

— Сам ты все выдумываешь, а Саломея — правдивая девочка. Самая правдивая из всех, кого мы встречали! Ты подумал, за что апельсин полюбил ее? Он удрал от хвастуна, не поддался ни глупцу, ни хитрецу, отказался от счастливчика, а в ее правдивые руки сам пошел. Теперь ты понял, почему апельсин сначала все тяжелел и тяжелел, а потом стал легче, легче и даже сам понес нас?

— Где мне понять! Ты забыл, что ли, что у меня чурбак, а не голова?

Расстроенный Колышек хлопнул себя по деревянному лбу. В ответ раздался громкий стук.

По длинной пригородной аллее, высунув языки, бежали злые псы. Впереди трусил Зубарь, грязный, тощий, еще более злой, чем раньше. Слюна капала из его пасти — до того он был разъярен неудачами!