Туве Янссон - Мемуары папы Муми-тролля

– А может все делаться само по себе? – спросил Шнырёк.

– Ясное дело, – мечтательно сказал Юксаре. – Просто нужно оставить дела в покое. Апельсины растут, цветы распускаются, и время от времени рождаются на свет новые юксаре, чтобы есть апельсины и нюхать цветы. И каждому из них светит солнце.

– Нет! Это все никакая не колония! – воскликнул я. – Я считаю, что колония – это свободное товарищество! Товарищество, которое занимается чем-то романтическим и немного страшноватым, тем, чем никто другой заняться не посмеет.

– Чем же это? – с интересом спросила Дочь Мюмлы.

– Сами увидите, – загадочно отвечал я. – В следующую пятницу, в полночь! Вы сильно удивитесь!

Шнырёк закричал «ура!», а Дочь Мюмлы захлопала.

Но страшная правда заключалась в том, что я не имел ни малейшего понятия, чем мне удивить их в полночь в следующую пятницу.

Мы начали с полной самостоятельности.

Юксаре поселился на яблоне неподалеку от дома Мюмлы. Ее дочка заявила, что она будет спать каждую ночь на новом месте, чтобы чувствовать себя независимой, а Шнырёк продолжал жить в своей банке из-под кофе.

Я не без грусти остался в навигационной каюте. Она стояла на одиноком утесе и была похожа, скорее всего, на выброшенный штормом обломок корабля. Я отчетливо помню, как стоял и смотрел на старый ящик с инструментами, принадлежащий Фредриксону, который хемули из гвардии Самодержца забраковали, решив, что он недостаточно хорош для придворного изобретателя.

И тут я решил: «Именно сейчас мне нужно придумать что-нибудь не менее замечательное, чем изобретения Фредриксона. Как мне произвести впечатление на своих колонистов? Ведь они ждут, а скоро пятница, и к тому же я слишком много болтал о том, какой я талантливый…»

На мгновение мне стало дурно, я смотрел на волны, бегущие одна за другой, и все время мысленно представлял себе, как Фредриксон без передышки все строит и строит, изобретает и изобретает, а обо мне и вовсе думать забыл.

Мне было почти досадно, что я не родился, как хатифнатт, под неизвестными блуждающими звездами и не мог, как они, плыть и плыть к недосягаемому горизонту, молчаливый и равнодушный ко всему, и чтобы никто не ждал от меня ничего другого.

В этом печальном настроении я пребывал до самого вечера. Наконец, устав от своего одиночества, я побрел по холмам туда, где подданные Самодержца продолжали строить свои дурацкие стены и устраивать пикники. Повсюду горели маленькие костры, взлетали самодельные фейерверки, и подданные кричали, как всегда, «ура!» своему королю. Проходя мимо банки Шнырька, я услышал, как он разговаривает с самим собой. Речь, как мне показалось, шла о форме какой-то пуговицы, круглой и в то же время продолговатой, если на нее посмотреть с определенной стороны. Юксаре спал у себя на дереве, а Дочь Мюмлы бегала где-то, чтобы показать своей маме, какая она самостоятельная.

Глубоко ощущая Ненужность всего Сущего, я направился в парк Сюрпризов. Там царила полная тишина. Водопады не работали, лампочки не горели, карусель спала под большим коричневым покрывалом. Трон Самодержца был тоже накрыт покрывалом, а под троном стояла его туманная сирена. На земле повсюду валялись бумажки от конфет.

И тут я услышал стук молотка.

– Фредриксон! – закричал я.

Но он не ответил и продолжал стучать молотком. Тогда я завел туманную сирену. Минуту спустя в темноте показались уши Фредриксона.

– Я не могу показать тебе это , пока оно не будет готово, – сказал Фредриксон. – Ты пришел слишком рано.

– Я и не думаю глядеть на твое изобретение, – с обидой сказал я. – Мне просто хочется поговорить!

– О чем же? – удивился он.

Немного помолчав, я спросил:

– Милый Фредриксон, а что делает вольный искатель приключений?

– Что ему хочется, – ответил Фредриксон. – Что ты еще хотел сказать? Мне вообще-то немножко некогда.

Приветливо помахав ушами, он скрылся в темноте. Вскоре я снова услышал, как он заколачивает гвозди. Всю обратную дорогу меня одолевали никчемные мысли, ни одна из которых не могла стать идеей, и в первый раз мне не доставляло удовольствия думать о самом себе. Я погрузился в состояние глубокой печали, что случалось со мной в жизни и после, когда кто-нибудь делал что-нибудь лучше меня.

Однако я нашел это новое чувство весьма интересным, догадываясь, что, несмотря ни на что, оно свидетельствует о моем таланте. Я заметил: когда я позволяю себе впасть в меланхолию, вздыхать, уставясь в морскую даль, это доставляет мне своего рода удовольствие. Мне было ужасно жаль себя, а это так приятно.

Пребывая в таком настроении, я с помощью инструментов Фредриксона рассеянно начал кое-что переделывать в навигационной каюте, используя выброшенные на берег обломки реек. Мне казалось, что дом слишком низенький.

Эта печальная, но важная для моего развития неделя миновала. Я забивал гвозди и размышлял, пилил и размышлял, но ни одна гениальная идея не родилась в моей голове.

Ночь на четверг была тихая и светлая. На небе сияла полная луна. Все замерло. Даже подданным Самодержца надоело кричать «ура!» и пускать фейерверки. Я достроил лестницу, ведущую на верхний этаж, и сидел у окна, положив мордочку на лапы. Стояла такая тишина, что слышно было, как мохнатые ночные бабочки чистят свои крылышки.

И тут я увидел на песчаном берегу маленькое белое существо. При первом взгляде я решил, что это хатифнатт. Но когда оно, скользя, приблизилось немного, шерсть у меня на затылке встала дыбом. Существо было прозрачное. Я отчетливо различал камни сквозь него, оно насквозь просвечивало и не имело тени! Если добавить, что оно было закутано во что-то, похожее на тончайшую белую занавеску, каждому станет ясно, что это было привидение!

Я взволнованно поднялся. Заперта ли дверь внизу? Может быть, привидение может пройти сквозь нее… Куда мне деваться? Вот заскрипела наружная дверь. Холодный ветерок взметнулся вверх и подул мне в затылок.

Теперь, вспоминая об этом, я не уверен, что испугался тогда, просто, наверное, решил быть как можно осторожнее. Поэтому я заполз под кровать и стал ждать. Чуть погодя лестница заскрипела. Один раз скрипнула, второй… Я знал, что у лестницы девять ступенек (эту лестницу было ужасно тяжело делать, она была винтовая). Итак, я сосчитал до девяти, потом стало совсем тихо, и я подумал: «Теперь оно стоит за дверью…»

На этом Муми-папа закончил чтение и сделал эффектную паузу.

– Снифф, – сказал он, – подкрути вверх фитиль керосиновой лампы. Подумать только, когда я читаю про эту ночь с привидениями, лапы у меня становятся совершенно мокрые!