Дэвид Алмонд - Мой папа - птиц

— Какая такая вера?

— Настоящая вера, мистер Пуп. Я верю, что у меня всё получится.

Мистер Пуп задумался. Почесал щёку. Облизнул карандаш. Погладил свой круглый животик. И произнёс:

— Борьба будет нешуточной, мистер Кар-Кар. Участники прибывают со всех концов света. Парень из Франции прикрутил крылья к своему велосипеду. Девушка из Японии прыгает на трёхметровой палке-кузнечике. Есть ещё один тип из Бразилии с зонтиком на голове и пропеллером на попе. Они везут парашюты, и катапульты, и мопедные моторы, и гигантские пружины, и…

— A у меня есть крылья и вера, — сказал папа.

— Гм-м-м-м-м-м, — озадаченно протянул мистер Пуп. — Вы хоть представляете, как это опасно? А вдруг головой ударитесь, кости переломаете, в речке утонете? Да от вас живого места не останется, мистер Кар-Кар, если вы рухнете с неба.

— Рухну?! — Папа фыркнул. — Ну-ка, где тут подписать надо?

Мистер Пуп дал папе карандаш. И протянул ему анкету.

— Вот здесь, мистер, Кар-Кар, — сказал он.

Папа поставил подпись с лихим росчерком.

— И здесь, — сказал Мистер Пуп. — И ещё вот тут.

Папа поставил вторую подпись, потом третью.

Мистер Пуп осмотрел анкету. И поставил свои подписи тоже — маленькие округлые закорючки.

— Заявка принята, — провозгласил он.

Счастливый папа потянулся обнять мистера Пупа, но тот проворно отодвинулся.

— Встретимся в воскресенье, — сказал мистер Пуп. — Взлёт в десять утра. И рекомендую обзавестись шлемом. До свидания.

Он взял со стола мегафон, сунул папку с анкетами под мышку и вышел за дверь. Папа смотрел ему вслед, пока мистер Пуп, миновав сад, не скрылся за калиткой.

Тогда папа взглянул в небо, на птиц.

— Шлем?! — воскликнул он. — Кому нужен шлем? Вон ворона — разве она в шлеме? И ничего! Парит в вышине не хуже орла. Легко и прекрасно! Так и надо! И я смогу!

Он стоял и мечтал. В мечтах он летел над садом, над городом, над рекой — высоко-высоко… Он не заметил, как из-за дерева выскользнула его дочка Лиззи. Она подошла к нему совсем близко, но он её всё равно не увидел. Она принялась махать руками перед его лицом, а он по-прежнему ничего не замечал.

— Папа, — окликнула она. — Папа!

Но папа был где-то далеко — в небесах, в мечтах… Он вернулся в дом и затворил за собой дверь. Лиззи успела проскользнуть в дом вместе с ним — а он и этого не заметил.

Папа бегал по комнате. Махал руками. Чирикал, ворковал, пищал и пронзительно верещал. Лиззи пыталась обхватить его, когда он проносился мимо. Окликала его, звала. Но он её не видел, не слышал. Он был весь там, в мечтах. Лиззи отошла в угол — ей оставалось только наблюдать.

— Я в воздухе! — завопил папа. — Мои ноги уже оторвались от земли! Да-да! Точно! Лечу! — Однако он тут же смущённо захихикал: — Летит он, ага! Поглядите на этого летуна доморощенного! Ноги от земли оторвались, как же! Но они оторвутся! Надо ещё немного потренироваться. Пару часов! Пару дней! У-у-у-и-и-и!

Он споткнулся, затормозил, нагнулся и запыхтел — всё никак не мог отдышаться. Потом он осмотрел крылья. Перещупал все перья, верёвки, скрепки и булавки. Да, снаряжение не ахти. Да, оно нуждается в некоторой… починке: тут подвязать, там подлатать. Но, на его вкус, лучше этих крылышек всё равно ничего в мире нет! Они веселее любых пропеллеров и парашютов, круче катапульт, пружин и моторов. Эти крылышки поднимут его ввысь, и он полетит, точно птица, к победе! Да-да, Джеки Кар-Кар из дома 12 по Жаворонковой улице непременно победит! Скорей бы конкурс! Папа обхватил себя за плечи, прямо-таки обнял себя. Ему представлялось, как остальные участники барахтаются в речке и зовут на помощь, а он гордо парит над ними в вышине. Он представил, как Лиззи стоит там, на берегу, задрав голову, смотрит на него, машет и кричит всем вокруг: «Это мой папуля! Это — Джеки Кар-Кар! Мой папа — птиц! Он самый лучший птиц и самый лучший папа на свете!»

Он засмеялся и, подобрав с пола жука, запихнул в рот. Лиззи затошнило.

— Вкуснотища, — сказал папа.

Он смахнул со стола всё, что она приготовила и расставила к завтраку И залез на стол.

— Папа, не смей! — воскликнула Лиззи.

— Раз! — объявил он. — Два!..

— Папа! Нет! — Лиззи бросилась, чтобы его удержать, но… поздно.

— Три! — провозгласил он. — Взлёт!

Он подпрыгнул к потолку — и рухнул на пол.

— У-у-уй! Ай, спина! Ой, колено! Ох-ох-о… голова!

— Папа, ты не птица, ты человек! — сказала Лиззи. — Ты же убьёшься!

Он захихикал, преодолевая боль.

— Почти получилось, Лиззи! Я почти летел! Ты видела? Мои ноги оторвались от… — Он вдруг умолк. И вытаращился на неё. — Ты почему дома?

Лиззи просунула ладонь под крылья и помогла папе сесть.

— Я дома, потому что тревожилась, — ответила она. — И недаром. Ты — не птица. Ты мог позвоночник сломать!

— Позвоночник сломать? Глупости! — Он передёрнул плечами, проверяя крылья. — Ну как тебе мои крылышки, Лиззи? Я их тебе ещё не показывал. Хотел сюрприз сделать.

Она погладила крылья. Понюхала.

— Да, папуль. Отличные крылья, но…

— Никаких «но»! Эти крылья сделают меня знаменитым и богатым!

— Но, папа…

— А ты вообще должна сейчас быть в школе. Что ты тут делаешь? Как там без тебя задачки и диктанты? Что скажет мистер Ирис?

Лиззи не знала, что скажет мистер Ирис. Но ему не всё равно, это точно. Он наверняка захочет узнать, что у них происходит.

— Мистер Ирис хороший, — сказала она. — Он понимает, что мне иногда надо оставаться дома.

Она снова принялась осматривать крылья. Как же здорово всё это сделано, сплетено верёвкой и проволокой: пёрышко к пёрышку! Она дотронулась кончиком пальца до одного пера. Гладкое-гладкое. Прекрасное! Она погладила другое перо — иссиня-чёрное, блестящее.

— Это перо обронил чёрный дрозд? — спросила она.

— Да, Лиззи.

Папа снял крылья. Когда снимал, крылья зашелестели, словно деревья, словно живые существа. Папа показал ей, где чьи перья. Вот это потерял голубь, вот это — тоже дрозд, только певчий, а это — перо сороки. Он показал ей перья вороны — самые крупные, и перья чайки — самые крепкие. А ещё — крошечное хрупкое пёрышко коноплянки, нежное пёстрое пёрышко пеночки и самое красивое — пёрышко маленького крапивника.

Он показывал, а Лиззи улыбалась. И ахала, и любовалась вместе с ним красотой перьев и крыльев. Сколько она помнит, папа всегда что-то мастерил. Когда ей исполнилось пять лет, он подарил ей кукольный дом, а на Рождество, когда ей было шесть, — целый театр кукол-марионеток. Да ещё качели в саду! Да ещё домик-теремок под яблоней! И, конечно, самодельные книги. Но крылья… это что-то новое, неведомое, удивительное.