Аня Амасова - Пираты Кошачьего моря. Мумия Мятежника

Я ведь как рассудил: если бы ты не любил ее, то зачем бы тебе называть корабль девчоночьим именем? Так? А раз так, значит свадьба с русалкой – это неправильно. Я, конечно, не колдун, но про чародейство кое-что знаю. Очень тебя прошу: пожалуйста, вспомни! Джонни, вспомни, кого ты любишь НА САМОМ ДЕЛЕ. Чьим именем ты назвал свой корабль?

– Что ты несешь, монах?.. Какой корабль?..

Лисенок схватился за голову: все пропало… Забыть про собственное судно – это ж двадцать шестая ступень забывательной магии! И ни одного известного науке способа разбивания чар!

Никогда не отвлекайте пилота разговорами. Особенно во время маневра. Заслушавшись, Кукабара сбился с курса. И тут же врезался в сталагмит. Вековая глыба треснула, не выдержав столкновения.

Хорошо, что пещера была не слишком высокой. Потому что обломок сталагмита неплохо припечатал Воробушка. Да так, что Джонни показалось, будто перед его глазами летает не один виноватый Кукабара, а целая стая виноватых кукабар.

«Да ты что, осьминогов наелся?!» – должен был взвыть Джонни Воробушек и добавить еще что-то столь же грозное с подробным рецептом блюда, которое он собирается приготовить из пернатого друга.

Но вместо этого он сказал:

– Э-э-э… у меня действительно был корабль… Такой, с золотыми парусами.

– Колдовство русалки слабеет! – ликовал лисенок.

Кукабара гордо выпятил грудь:

– Еще бы! Удар по голове – лучшее средство от любовной горячки! А давай я его еще раз тресну!

Но Джонни ловко схватил птицу за горло, не дав Кукабаре разбушеваться.

– Но как я назвал корабль – забыл. Будто приснилось все.

– «Дженифыр», – подсказал монах. – Ты назвал свой корабль «Дженифыр». И если я заблуждаюсь и на самом деле никакой девчонки по имени Дженифыр нет, то женись себе хоть на русалке, хоть на крокодиле…

– Вот как… И откуда ты взялся, такой хитрющий лис? – рассмеялся Воробушек. – Ты точно монах? Не провидец?

– Ты смеешься? – Лисенок недоверчиво присматривался к Джонни. – Чары рассеялись? Значит, я прав?

– Прав ли ты насчет корабля и девчонки, я не скажу. Ты хоть и друг, но это – личное. Зато мы немедленно идем за сокровищами. Теперь ты веришь, что колдовства больше нет?

– Куда идем? – удивился монах.

– Кто-то говорил, что здесь есть сокровища. И Кукабара зеркальце хочет. Все равно целая ночь впереди! А к утру сядем на корабль и…

– А это честно – отбирать сокровища у беспомощной русалки?

– Ничего себе – беспомощной! – присвистнул Джонни. – Кто тут беспомощный – это еще вопрос. Заманила, лишила памяти и, между прочим, едва не затащила под венец. Это, по-твоему, было честно?

– Ну так… девичьи шалости… мелкое колдовство…

– Самое настоящее жульничество! – припечатал Воробушек. – А мы с тобой не какие-то там простаки из портовой деревни. Мы пираты. И добывать сокровища – наш прямой флибустьерский долг. Скажи, ты когда-нибудь слышал о пиратах, присвоивших русалочий клад?

Лисенок повел носом из стороны в сторону:

– Нет.

– Значит, мы будем первыми! Да еще и сбежим не с пустыми лапами. О нас сложат легенду. И мне такая легенда по душе.

– И мне, – поддакнул Кукабара. – Уж очень зеркальце хочется…

Кто такая Дженифыр?.. Об этом расскажет морской ветер [2].

Когда-то Джен отправилась в море, чтобы найти своего отца – Флинта Котеса. А с некоторых пор стала капитаном «Ночного кошмара». И теперь до острова Святой Гиены, где находился ее отец, оставалось всего несколько морских миль. Как же мечтала она с ним встретиться!

В эту ночь малышке совсем не спалось. В ее животе поселилась тревога, она заставляла бесцельно бродить из угла в угол.

Чтобы избавиться от дурного предчувствия, Джен вышла на палубу. И застыла от изумления. Из тумана медленно выдвигалась корма мрачного судна с задумчивым рулевым. Он стоял у штурвала и ничем не отличался от всех остальных рулевых на свете. Кроме одного. Он был скелетом.

– Корабль-ужас! – выдохнул стоящий на вахте Архивариус.

В нос ударил аромат сухой плесени с оттенком тоски и печали. Следом донеслись звуки заунывной мелодии.

– Что это? – спросила Джен, ощущая, как шерстка ее встает дыбом.

– «Летучий голландец», корабль-призрак, – пришел в себя рулевой.

Чем ближе подплывал «Голландец», тем отчетливей Джен могла разглядеть его экипаж. Словно живые, скелеты приветственно махали сухими кистями, пустыми глазницами разглядывая Архивариуса и малышку.

– Как странно… – Джен не могла оторваться от жуткого зрелища. – А откуда доносится музыка?

– Это скрип палубных досок, – со знанием дела ответил пират, – а еще стон реи, качающейся на мачте.

– Жаль… Я думала, у них там оркестр! А вдобавок хор. Знаешь, такой симпатичный хор скелетов. Иногда, когда им особенно весело, они исполняют «Йо-хо-хо и бутылка рому!»

– А по древней легенде… – ехидно прошептал пират, – встретить «Голландца» – к большой беде.

Джен презрительно фыркнула, как и положено капитану, но ее сердечко заколотилось со скоростью улепетывающего зайца. Как отвратительно в унисон ее дурным предчувствиям здесь появился этот вестник беды!

Корабль-призрак замер, а затем начал медленно отступать. Джен показалось или исчезающая с кораблем мелодия стала еще тоскливей?

– Уходим, – приказал Корноухий. – В туман. Живее!

– Но, кэп, – возразил Громила, – это наш «Кошмал» [3]!

– И что, напугаем Джен до смерти? В туман, акулу тебе в глотку!

Громила лег на штурвал.

Когда бриг, знакомый от сломанной реи до последней бочки в трюме, скрылся, на «Летучем голландце» раздался вой. Корноухий с интересом огляделся. Кулаками размером с дыню Громила размазывал по щекам слезы. И так как рыдал пират впервые в жизни, у него выходило что-то вроде низкого «а-а-а-а!» и ужасающего «у-у-у-у!».

– А, это ты, – разочарованно протянул Флинт Котес. – Я уж было подумал, скелеты…

– Кэп, я скучаю. Хочу на «Кошмал»… Хочу все как ла-а-а-аньше…

– Ну плачь, плачь. – Флинт Котес сделал вид, что ему безразлично. – Я никому не скажу… А вот послушай, какая пришла мне мысль. Давай нападем на чье-нибудь судно? Устроим настоящий театр! Дадим скелетикам ружья, повяжем банданы. «Трепещите, селедки! – зарычу я, переодевшись Смертью. – Тащите сюда свои монеты!» Ведь весело будет?