Митко Яворски - Пшеничное зерно и Океан

Но вот над двором повисла тёмная туча, и хлынул ливень. Человек убежал в дом.

— Понятно, значит и человек не имеет всё, — заключила Ласточка.

Однажды утром, рано-рано, Ласточка присела у источника в небольшом лесу.

— Прозрачный ручеёк, — спросила его Ласточка, — у тебя всё есть?

— Я питаю водой травы и цветы на всём своём пути, до самого моря. Другое меня не интересует.

Ласточка не стала разговаривать с ним и полетела дальше.

Она услышала пение соловья. Его песенка поднималась к засеребрившемуся предутреннему небу. Даже звёзды остановились в своём беге, чтобы послушать его.

— Ох, ох, как всемогуща эта песня, — подумала Ласточка. — Перед ней, наверное, пасует даже ястреб.

И чтобы убедиться, так ли это, она решила обратиться к соловью со своим вопросом. Он спрятался в ветвях и прекратил свою песенку.

— Ты что, меня испугался, да? — спросила его Ласточка.

— Конечно. Откуда мне знать — друг ты или враг.

— Ты разве не знаешь, как сильна твоя песня? И зверь, и ветер — все вслушиваются в неё. Никто не сделает тебе зла.

— Ты или слишком мала, или очень глупа. Вот схватит меня ястреб, и останутся от меня только одни пёрышки, — грустно ответил ей Соловей.

— Откуда ты это знаешь?

— Видал своими глазами, как это случилось с другим соловьём. Бывало, запоёт он, над ручьём словно ещё одно солнышко всходило. Разве можно было погибать такому соловью? И на тебе! — ястреб заграбастал его прямо когда он пел, так с отворённым клювиком и схватил.

— Как это плохо, что не все подчиняются красоте песни, — прошептала Ласточка.

— Как это так? — не понял Соловей.

— Прежде чем мы стали беседовать с тобой, А была уверена, что песня — это самое сильное, что есть на свете, а вот видишь, оказалось это не так.

Ласточка покинула рощицу и ручеёк и с тяжёлым сердцем полетела дальше. Она потеряла свою мать, и ей было очень горько. Но то, что песня не может подчинить себе ястреба, повергло её в отчаяние.

Она решила перелететь через белоснежные вершины гор и посмотреть, как там, за ними, устроен мир.

Долго летела Ласточка, а горы были всё ещё далеко. Она села на дерево, одиноко высившееся в поле, и прикрыла глаза. Ей казалось, что так она быстрее отдохнёт.

— Что же ты не скажешь мне: «Добрый день»? — укоризненно заметила Примула, росшая в тени под деревом.

— Я очень устала, не заметила тебя, извини…

Примула не дослушала её оправданий. Она попросила Ласточку взлететь повыше и посмотреть, не видно ли на горизонте какого-нибудь дождевого облачка.

Ласточка, хоть и не отдохнула совсем, но исполнила её просьбу.

— Ну что, видела? — нетерпеливо спросила Примула.

— Нет, — ответила Ласточка.

— Плохо. Я погибаю. Мои корешки не достают влаги. Они высохнут ещё прежде, чем созреют семечки. И когда на будущий год ты будешь пролетать здесь, от меня здесь ничего уже не останется, — грустно произнесла Примула.

— Взгляни, видишь белое пятнышко у меня на голове, оно похоже на капельку росы. Возьми его, может быть оно поможет тебе, пока придёт дождь.

Сказала так Ласточка и спустилась к цветку.

— Это просто пёрышко, — сразу определила Примула. — Оно всегда будет с тобой, куда бы ты ни летела. Но оно никак не сможет помочь мне.

— Другого у меня ничего нет.

— Лети и, если встретишь облачко, скажи ему, чтобы оно поспешило: мол, один цветок высохнет, если не будет влаги, ещё до того, как созреют его семечки, — молила Примула.

— Непременно, — обещала Ласточка и заспешила к снежным вершинам горы.

Она летела, летела чуть ли не весь день, а вершины все были впереди. Солнце спряталось за холмами. Над лесом сгустились тени. Ласточка забыла о всех тяготах, которые мучили её. Она искала места, где можно было бы переночевать.

Уже в сумерки достигла она небольшой полянки, ограждённой высокими деревьями. В самой её середине журчат ручеёк. Он пересекал полянку, и там, где он скрывался в тёмном лесу, росло большое дерево. В нескольких шагах от него стояла покосившаяся избушка, на крыльце которой сидела сгорбленная Старушка.

— Можно мне переночевать у тебя? — спросила у неё Ласточка.

— Дай-ка я сначала на тебя погляжу, — глазами совсем слаба стала. Всё надо освещать теперь.

И Старушка сорвала с дерева плод, который за светился в темноте, как маленький огонёк.

— Ах, это ласточка! — обрадовалась она. — Оставайся хоть навсегда, если хочешь.

Ласточка уже было собиралась ответить, что согласна и с большим удовольствием принимает приглашение, но в этот момент пристальнее вгляделась в старую женщину. Её рваная одежда еле держалась на костлявых плечах. На сморщенном, тёмном, словно земля, лице торчал огромный нос, похожий на крюк. Глаза были такие большие, что маленькие веки не закрывали их. Лицо перекосилось, и Ласточка, если бы у неё было очень смелое сердце, неё равно испугалась бы.

Старушка спрятала светящийся плод. Стало совсем темно, и Ласточка спросила:

— Ты не колдунья?

— Это не важно, как тебя называют, — ответила та.

— Не согласна, — возразила Ласточка. — Птичек называют птичками, потому что они летают, цветы — цветами, потому что они красивы, а колдуний — колдуньями. Потому что они страшные и злые.

— Это не совсем верно, — ответила женщина.

— Почему?

— Даже если я объясню тебе почему, то ты хоть и запомнишь слова, всё равно не поймёшь их.

— Как так? — Ласточка была обижена.

— Потому что лучше всего мы понимаем что-то, когда переживаем это сами, а не тогда, когда видим со стороны или слышим от кого-то.

— По правде говоря, — ответила смело Ласточка, — я почти тебя не слушала, когда ты говорила, а всё смотрела на твои зубы — такие они большущие и кривые. Так корни дерева.

— Говорили мне об этом и другие. Такими они были и когда я родилась. Раньше я жила в городе, но потом поселилась здесь, чтобы не пугать детей. У меня есть эта избушка и вот это дерево со светящимися плодами в его ветвях, горящими, как огоньки. Этого мне достаточно. А то, что я страшна — это действительно так. Посмотрела я однажды на себя в воду и чуть было не утопилась после этого, но потом подумала и сказала себе: да, я уродлива, но ведь я не виновата в этом. Поэтому я осталась в лесу, чтобы никому не мешать. Тот, кто может смотреть на меня, пусть приходит. Насильно я никого не приглашаю и сама не хожу ни к кому. Так и с тобой, Ласточка, если мы будем с тобой дружить, то ты сделаешь меня счастливой. Но если я пугаю тебя — иди себе. Горько мне будет, но я не стану тебя удерживать.

— И ты стала волшебницей?

Ласточка боялась, что Старушка только притворяется доброй — для того чтобы заманить её к себе. А уж если заманет, то быстренько ощиплет пёрышки, или ещё чего доброго в крота превратит.