Мари-Катрин д’Онуа - Кабинет фей

раф Фуэнтес почти всю жизнь прожил в Мадриде; жена его была самым скучным и несносным существом на свете: пока муж был молод, она мучила его страшной ревностью, когда же состарился, принялась терзать своих детей, то есть племянника и двух дочерей. Старшую — белокурую, белолицую и полную живого очарования — звали Леонорой; осанка ее была и вольна и благородна; с приятным лицом и к тому же ласковым нравом и здравым рассудком, она пробуждала одновременно и почтительное, и дружеское чувство во всех, кто знал ее. Младшей ее сестрой была донья Матильда [192]; у той были темные и блестящие кудри, замечательные зубки, нежный и свежий цвет лица; глаза ее весело искрились, своим задорным характером и милыми манерами она нравилась всем не меньше, чем сестра. Дон Франсиско, их кузен, вызывал у всех достойных людей уважение и приязнь, и ему всегда и везде были рады.

Соседями их были два молодых сеньора, родственники и друзья меж собою; одного звали дон Хайме Касареаль, а другого дон Фернан [193]Толедский. Жили они вместе и так близко от графа Фуэнтеса, что тесная дружба вскоре связала их с Франсиско. Поскольку они часто бывали у него, то видели и его кузин; а увидеть их уже значило их полюбить. Девицы не оставили бы достоинства обоих без внимания, если бы не суровый надзор матери, которая противилась их привязанностям, угрожая, что, вздумай они только заговорить с доном Хайме или доном Фернаном, она до конца дней упрячет их в монастырь. Себе в помощь она призвала еще двух строгих надзирательниц; обе были ужаснее самого Аргуса [194]; однако это новое препятствие лишь подогрело страсть кавалеров, которых графиня так стремилась отвадить.

От графини не укрылось, что юноши каждый день оказывали ее дочерям все новые знаки внимания. Это приводило ее в страшное бешенство, а зная, что ее племянник, не в пример менее суровый, предоставлял своим друзьям множество невинных случаев повидать кузин, на балконе ли сквозь жалюзи или в саду, куда им случалось выйти подышать свежим воздухом, она из сил выбивалась, ворча без умолку, однако сладить с юными поклонниками никак не удавалось. И вот, чтобы решительно расстроить все их планы, она дождалась, когда граф Фуэнтес отправится в Эскуриал [195]ко двору, и вместе с дочерьми, в карете, закрытой наглухо, как гроб, и еще более безрадостной для этих юных созданий, чем гроб, отправилась в окрестности Кадиса, где у графа Фуэнтеса были изрядные земли.

Она оставила графу письмо, в котором просила его приехать и привезти племянника. Но граф, уже уставший от причуд жены, не слишком спешил, благословляя небеса за эту давно желанную разлуку, и жалел своих дочерей, которым столько страданий доставлял скверный нрав матери.

Узнав об отъезде возлюбленных, дон Хайме и дон Фернан едва не умерли от печали и принялись выдумывать всевозможные способы вернуть их в Мадрид; но дон Франсиско сказал им, что, если они воспользуются хоть одним из них, то, вне всякого сомнения, испортят все дело. Тогда, поняв безнадежность своих планов, они решились поехать в Кадис сами, дабы там изыскать способ повидать своих избранниц и поговорить с ними.

Они уговаривали дона Франсиско помочь им в этом, составив компанию, и он не смог отказать. Да к тому же и граф Фуэнтес, которому не хотелось покидать двор, был очень рад, что его племянник проведает графиню. Она тоже ему очень обрадовалась, еще не зная, что с ним пожаловали и дон Фернан с доном Хайме. Кавалеры видели барышень по вечерам, в зарешеченном окошке, выходившем на маленькую безлюдную улицу. Они жаловались друг другу на злую судьбу, клялись в вечной верности, льстя себя надеждами, столь приятными их чувствительным сердцам; и, хотя им было чего желать получше того, чем приходилось тешиться, — они все же были счастливы, что удается обмануть графиню. Но дуэньи, приставленные к барышням, слишком ревностно исполняли свой долг, чтобы дать юным поклонникам себя провести. Влюбленных застигли у решетки, и, как те ни умоляли, обещая за молчание все что угодно, старухи рассказали обо всем графине.

Услыхав об этом, разъяренная мать, не дождавшись рассвета, вскочила с постели и, снарядив карету, уселась в нее вместе с дочерьми и бранила их всю дорогу, пока добирались до почти неприступного замка в дне езды от Кадиса; там она с ними и затворилась. Легко вообразить, какой переполох вызвал у наших влюбленных этот столь внезапный отъезд; жалобные вздохи сменялись сетованиями, и, когда дон Франсиско отправился в Аспеньяс (так назывался замок графини), то привез кузинам письма и множество маленьких подарочков; зная истинные чувства друзей и будучи уверен, что те намерены жениться на барышнях, он уговорил сестер принять все это. Но стоило ему лишь вернуться из Аспеньяса, как дон Фернан и дон Хайме принялись уговаривать его снова отправиться туда же и под каким-нибудь предлогом вывезти кузин, дав им возможность повидать своих дорогих возлюбленных. Однако дело это казалось столь непростым, что дон Франсиско долго не мог решиться и довольствовался тем, что помогал влюбленным переписываться.

Он провел несколько дней у тетки и кузин, и вот, уже собираясь уезжать, услышал, как графиня обмолвилась, что если бы и захотела поехать в Кадис, так только чтобы взглянуть на недавно прибывшего туда посла короля Марокко [196]. Тут он и подумал, что, ловко воспользовавшись этим предлогом, сможет порадовать друзей, устроив им встречу с избранницами. Он отвечал графине, что уже свел короткое знакомство с сыновьями посла, людьми умными и учтивыми, и если она соблаговолит пообещать ему принять их у себя со всеми церемониями, подобающими людям их ранга у них на родине, то он постарается привезти их к ней, ибо они высоко ценят людей благородного происхождения. Дон Франсиско добавил при этом, что, не успел он только рассказать им о графине, как те сразу загорелись желанием засвидетельствовать ей почтение. Генеалогия была одной из слабостей этой дамы, чей кабинет был завален дворянскими грамотами, а изображения герба украшали даже клетку с попугаем. Дон Франсиско, прекрасно знавший об этом, закончил так:

— Вы конечно же согласитесь, сударыня, что, если уж вас посетят дети посла далекого Марокко, то всем будет ясно, что благородство вашего происхождения ценят и там, и в будущем такой визит может лишь украсить ваше генеалогическое древо.

Графиня, любопытная и тщеславная, решила, что это и впрямь станет шумным событием, так что предложение племянника ее немало обрадовало.