Мари-Катрин д’Онуа - Кабинет фей

Принц же, некогда отправившись в путешествие, остановился при ее дворе и, не зная никого, кто мог бы представить его инфанте, счел за лучшее сделать ей пять-шесть геройских приношений в виде рук и ног, отрубленных им у всяких рыцарей на турнирах; однако ж среди них не нашлось таких сговорчивых, чтоб на это согласиться. Тут и началась страшная заваруха, где самый сильный бил самого слабого, — а самым слабым, как я уже сказала, и оказался принц.

И вот Побрякушка в отчаянии помчалась куда глаза глядят, без кареты и охраны, и наконец оказалась в лесной чаще. Там она упала без чувств под деревом, куда и явилась фея Мишура (а она не дремала и все искала случая для своего злого дела) и тотчас унесла принцессу на облаке чернее чернил, летевшем быстрее ветра. Принцесса же еще оставалась без чувств. Наконец она пришла в себя и страшно удивилась, что ее занесло так далеко от земли и так близко к полюсу. Облачный паркет не слишком тверд; она бегала туда-сюда, точно по мягким перьям, и вот наконец облако прорвалось, так что она с трудом удержалась, чтобы не упасть. Некому ей было пожаловаться: злая Мишура сделалась невидимой. Инфанта вспомнила, в каком положении пришлось ей оставить принца, и охватили ее самые горькие мысли, от коих только может страдать душа человеческая.

— Как?! — воскликнула она. — Неужто суждено мне пережить любимого, и мысль о близкой смерти страшна моему сердцу! Ах! Да соблаговоли солнце поджарить меня, — какую добрую службу оно бы мне сослужило; а как бы рада я была утонуть в радуге! Но увы! Весь зодиак глух к моим воплям, у Стрельца нет стрел, у Тельца — рогов, а у Льва — зубов. Быть может, Земля окажется сострадательнее и подставит мне вершину какой-нибудь скалы, чтобы убиться. О принц, дорогой кузен, жаль, что вас нет здесь, вы увидели бы самый трагический из прыжков влюбленной девицы, впавшей в отчаяние! — И с этими словами, помчавшись к краю облака, она бросилась вниз как яростно пущенная стрела.

Все, кто ее видел, решили, что это Луна падает с неба, а поскольку в те времена люди жили в невежестве, то поклонявшиеся Луне погрузились в великий траур, уверенные, что Солнце из зависти сыграло с нею такую злую шутку.

Как ни хотела инфанта умереть, а ничего у нее не вышло; упала она в стеклянную бутылку вроде тех, в каких феи выставляют на солнце свои настойки. Но какова же была эта бутылка! Выше самой высокой башни в мире. Хорошо хоть пустая, а то бы принцесса утонула в ней как мушка.

Шестеро великанов, которые стерегли бутыль, тут же узнали инфанту: ведь они жили при ее дворе и любили ее. Жестокая Мишура, ничего не делавшая понапрасну, перенесла их туда на летающих драконах, а драконы те стерегли бутылку, пока великаны спали. Инфанта же, сидя внутри, не единожды пожалела о своей обезьяньей шкуре. Жила она в бутылке как хамелеоны: питалась воздухом и росой [185].

Никто не знал о ее заточении, и молодой принц, оставшийся в живых, все звал и звал Побрякушку. По печальному облику всей прислуги он догадывался, что при дворе случилось несчастье, но природная скромность не позволяла ему расспрашивать о причинах скорби. Однако, уже почти поправившись, он стал так настойчиво искать принцессу, что от него уже не могли скрывать ее исчезновение. Видевшие, как она вбегает в лес, утверждали, что ее растерзали львы, другие говорили, что она в отчаянии наложила на себя руки, третьи — что она помешалась и блуждает по миру.

Последнее было не столь ужасно и давало хоть какую-то надежду, за которую он и ухватился. Оседлал он своего Звонкопыта, — а я забыла упомянуть, что конь этот был старшим сыном самого Буцефала [186]и одним из лучших скакунов, каких только видел наш век. Принц взнуздал его и пустил наугад, но тщетно он призывал инфанту — лишь эхо было ему ответом.

Наконец добрался он до берега огромной реки. Звонкопыт хотел пить и вошел в воду, а принц, как обычно, принялся кричать во весь голос:

— Побрякушка, прекрасная Побрякушка, где вы?

Вдруг он услышал голос, журчащий нежным ручейком. Голос сказал:

— Приблизься, и узнаешь.

Услышав это, принц, столь же бесстрашный, сколь и влюбленный, пришпорил Звонкопыта, поплыл и попал в водоворот, где вода затягивала вниз с необычайной быстротой. Он пошел на дно, не сомневаясь, что сейчас утонет; однако ж благополучно прибыл к добряку Бироке, как раз справлявшему свадьбу своей дочери с одним из величайших и богатейших потоков этой местности. Все водяные божества собрались в просторном гроте, тритоны и русалки играли приятную музыку, а речка Бирокия, в легких одеждах, танцевала оливет [187]с Сеной, Тамис, Евфратом и Гангом, которые, разумеется, съехались издалека, чтобы повеселиться вместе [188]. Звонкопыт, который был весьма хорошо воспитан, почтительно остановился у входа в грот, а принц, еще более обходительный, чем его конь, спросил, дозволено ли таким смертным, как он, появляться в обществе столь изысканном.

Бирока взял слово и учтивейше заявил, что этим он окажет им честь и доставит радость.

— Уже несколько дней поджидаю я вас, сударь, — продолжал он, — я на вашей стороне, и интересы инфанты для меня драгоценны. Вы должны спасти ее из того страшного места, в котором держит ее мстительная Мишура, заточившая ее в бутылку.

— Ах, что вы такое говорите?! — воскликнул принц. — Инфанта в бутылке?

— Да, — отвечал мудрый старец, — и там страдает сверх меры. Но предупреждаю вас, сударь, что непросто будет вам победить сторожащих ее великанов и драконов, если вы не последуете моим советам: доброго коня вам придется оставить здесь, а пересесть на крылатого дельфина, которого я давно для вас воспитал. — И он подозвал дельфина, оседланного и взнузданного, при этом так заправски выделывавшего вольты и курбеты [189], что сам Звонкопыт позавидовал.

Бирокия и ее подруги поспешили вооружить принца. На него надели сияющий панцирь из позолоченных чешуек карпа, а на голову вместо шлема — раковину огромной улитки, оперенную большим хвостом трески наподобие султана. Одна из наяд препоясала его угрем, на котором висел устрашающий меч из длинной рыбьей кости. Потом ему дали панцирь черепахи, из которого он сделал себе щит. В таком снаряжении любой пескарик принял бы его не иначе как за самого бога форелей, ибо надо признаться, что выглядел он довольно странно: среди смертных такого не часто встретишь.

Надежда вскоре увидеть любимую принцессу вернула ему веселое расположение духа, от коего он уже отвык, с тех пор как ее утратил; посему, отмечает наше правдивое повествование, он с аппетитом поел на пиру у Бироки и весьма пылко поблагодарил всю компанию, попрощался со Звонкопытом, а затем вскочил на летающего дельфина и пустился в дорогу.

К вечеру принц взлетел на такие высоты, что пришлось ему заехать отдохнуть в лунное царство-государство [190]. Редкостные чудеса, увиденные им там, могли бы его задержать, не спеши он поскорее спасти принцессу из бутылки, где она томилась уже несколько месяцев. Заря только еще занималась, когда он оказался среди великанов и драконов, — их злая фея подчинила себе могуществом волшебной палочки. Она была так уверена, что никому не под силу освободить принцессу, что полагалась лишь на эту страшную стражу, которая так мучила бедняжку.