Мари-Катрин д’Онуа - Кабинет фей

Когда он пришел попрощаться с принцем, тот крепко обнял его.

— Помните же, дорогой Пересмешник, — сказал он, — моя жизнь зависит от той женитьбы, о которой вы должны сговориться, ничего не упускайте, убеждая прелестную принцессу, и привезите мне ее, ибо я ее обожаю.

Он дал ему множество даров, в которых изысканность соревновалась с величавостью: тут были и бриллиантовые печатки с выгравированными на них любовными призывами, и часы, оправленные карбункулами и отделанные вензелями Желанной, а еще рубиновые браслеты в форме сердца — чего, в конце концов, только ни выдумал он, дабы ей понравиться?

Посол вез и портрет молодого принца, исполненный художником столь искусным, что это был портрет говорящий, который мог делать изящные и весьма остроумные комплименты. Он не мог отвечать каждому, кто к нему обращался, но до этого было недалеко. Пересмешник обещал принцу ничего не упустить, дабы достичь желаемого; и добавил еще, что везет столько несметных богатств, что, откажи ему принцесса, легко будет обольстить любую из ее фрейлин, чтобы та помогла похитить Желанную.

— О, — вскричал тут принц, — нет, такого я позволить не могу — это уж вовсе бесцеремонно и может оскорбить ее!

Пересмешник ничего не ответил и пустился в путь.

Слух о его приезде опередил его. Король с королевой были очень рады, ведь они с почтением относились к его господину и знали о великих подвигах принца Ратоборца, но еще того пуще наслышаны были о его личных достоинствах: так что и во всем мире не нашли бы лучшего мужа для своей дочери. Пересмешника приняли с почетом, разместив в нарочно приготовленном для него дворце, и отдали все нужные приказы, чтобы во всем великолепии показать ему двор.

Король с королевой решили было представить посла и Желанной, но тут пришла к королеве фея Тюльпанов и сказала ей:

— Остерегайтесь, госпожа моя, показывать Пересмешнику нашу малышку, — так она называла принцессу, — ему еще рано ее лицезреть, и ни за что не отпускайте ее к королю, который за ней прислал, пока ей не минет пятнадцати лет, а не то случится беда.

Королева обняла добрую фею Тюльпанов, обещав следовать ее советам, и тут же они пошли навестить принцессу.

Приехал посол, а его свита подтягивалась еще двадцать три часа, ибо насчитывалось в ней шестьсот тысяч мулов, с позолоченными подковами и колокольчиками, в попонах из бархата и парчи, расшитых жемчугами, — вот был затор-то на всех улицах, такая толпа сбегалась посмотреть на них. Король с королевою выехали ему навстречу — так они были счастливы, что он прибыл. Нечего и рассказывать обо всех торжественных речах, им произнесенных, и церемониях, тут и там происходивших, — их лучше всего самим себе вообразить, но когда он попросил отвести его к принцессе, чтобы ей поклониться, то был изумлен, что в этой милости ему отказали.

— Хоть эта милость и кажется само собою разумеющейся, — объяснил ему король, — мы не соизволим оказать вам ее, сеньор Пересмешник; не потому, что на нас каприз такой вдруг нашел, — о нет, и потому сейчас расскажем вам одно странное приключение, случившееся с нашей дочерью, в надежде на ваше участие и понимание.

Когда малышка родилась, нашлась одна фея, почувствовавшая к ней неприязнь и пригрозившая ей весьма большим несчастьем, если она увидит дневной свет прежде, чем ей исполнится пятнадцать лет, — вот мы и держим ее в таком дворце, где самые роскошные покои располагаются в подземельях. Мы уж было собрались вас туда препроводить, да фея Тюльпанов предупредила нас, что этого не стоит делать.

— Как так, сир? — удивился посол. — Неужто буду я столь незадачлив, чтоб вернуться домой без нее? Вы согласны отдать ее моему королю для его сына, и она сама ждала этого с таким нетерпением, — да возможно ли, чтоб вас остановила такая сущая безделица, как предостережение фей? Вот портрет принца Ратоборца, у меня приказ преподнести его ей. Написан он с таким сходством, что стоит мне лишь взглянуть на него, и кажется, я вижу сам оригинал.

Тут он развернул полотно, и портрет, который был обучен ни с кем не говорить, кроме самой принцессы, произнес:

— О прекрасная Желанная, вы не в силах вообразить, как пылко я жду вашего прибытия: приезжайте же поскорее к нашему двору и украсьте его вашим неподражаемым очарованием.

Больше портрет ни слова не сказал, но король и королева так и замерли, остолбеневшие, и попросили Пересмешника дать им его, а уж они отнесут принцессе; он с радостью согласился и отдал портрет прямо им в руки.

Королева до сих пор еще ничего не говорила дочери о том, что происходило при дворе; запретила она и придворным дамам сообщать ей о приезде посла. Те не послушались ее, и принцесса знала, что готовится большая свадьба, но она была столь осторожна, что матери ничего не сказала. Когда же та показала ей говорящий портрет принца, который еще и сделал ей комплимент, столь нежный, сколь и галантный, она была немало удивлена, ибо никогда ничего равного этому не видала, и даже приятное лицо принца, одухотворенный облик, правильность черт — и те поразили ее меньше, чем то, что произносил портрет.

— Скажите-ка, — со смехом спросила ее королева, — огорчитесь ли вы, если вам достанется такой супруг, как сей принц?

— Госпожа моя, — отозвалась принцесса, — выбор тут вовсе не за мною, я-то всегда буду рада тому, кого вы мне соблаговолите предназначить.

— И все же, признайтесь, — прибавила тут королева, — если выбор вдруг падет на него, будете ли вы считать себя счастливой?

Принцесса покраснела, опустила глаза и промолчала. Королева обняла ее и расцеловала, не сумев сдержать слезы, — ведь она подумала, что им так скоро придется расстаться, ибо до пятнадцатилетия принцессе оставалось не больше трех месяцев, но, скрыв досаду, она объявила ей о посольстве славного Пересмешника и отдала все привезенные для нее редкости и драгоценные дары. Та же ими восхитилась и с большим вкусом расхвалила самые изящные и любопытные; однако все чаще поглядывала на портрет принца с выражением удовольствия, доселе ею никогда не испытанного.

Посол, поняв, что, сколько он ни проси, принцессу ему не отдают, а только обещают желаемый брак — но обещают так торжественно, что сомневаться неуместно, не замешкался при дворе короля, а пустился в обратный путь и доложил своим государям об успехах посольства.

Принц, узнав, что его надеждам увидеть свою Желанную не суждено сбыться ранее чем через три месяца, разразился такими рыданиями, что поверг в уныние весь двор; он перестал спать и есть, стал грустным и мечтательным, лицо побледнело, утратив живость красок, и целыми днями теперь он только и делал, что сидел на диване у себя в спальне и смотрел на портрет принцессы, писал ей письма и вслух читал их портрету, как будто тот мог их услышать или прочесть, — так его силы все таяли, и он опасно заболел, а о причинах догадаться было легко — не нужно для того ни лекарей, ни ученых докторов.