Мари-Катрин д’Онуа - Кабинет фей

— Эй, ваши высочества, Золушка [156]презирает вас так, как вы того заслуживаете.

Затем она промчалась стрелой и исчезла из виду.

Белладонна и Флоранна переглянулись:

— Привиделось нам, что ли? Кто мог дать платье и коня Вострушке? Что за чудеса — вот и ей улыбнулась удача; чего доброго, и туфелька подойдет, а мы только зря проходим в город?

Пока они терзались отчаянием, Вострушка добралась до дворца. Увидев ее, все подумали, что это какая-нибудь королева: стражники отдали ей честь, тут же забили барабаны, зазвучали трубы и открылись все двери, и те, кто встречал ее на балу, поспешали оказаться впереди нее, чтобы сказать:

— Дорогу, дорогу прекрасной Золянке, новому чуду света!

С такой свитой она вошла в опочивальню умирающего принца. Он взглянул на нее и был очарован; очень надеялся, что туфелька подойдет гостье. А Вострушка тут же ее и надела, да показала и вторую, которую нарочно захватила с собой. Тогда все вскричали:

— Да здравствует принцесса Милона, наша будущая королева!

Принц поднялся с постели и осыпал поцелуями ее руки. Милон показался ей красивым и остроумным и наговорил множество любезностей. Королю и королеве сообщили радостную весть, и они поспешили к сыну. Королева заключила Вострушку в объятия, называя ее своей дочерью, своей крошкой, королевной. Она не поскупилась на богатые подарки, как и щедрый король. Тут прогремел пушечный залп, заиграли скрипки и волынки, и все принялись танцевать и веселиться.

Король, королева и принц уговаривали Золянку выйти замуж.

— Нет, — ответила она, — сперва позвольте мне кое-что рассказать вам.

И Вострушка кратко поведала им о себе. Узнав, что она родилась принцессой, все слушавшие возликовали и чуть не умерли от радости; когда же она назвала имена своих отца-короля и матери-королевы, тут стало ясно, что нынешние властители этих мест отвоевали их королевство, — так они и сказали Золянке. Она поклялась, что свадьбе не быть до тех пор, пока владения ее отца не отдадут ему обратно. Тогда король с королевой пообещали так и сделать — ведь у них самих королевств было больше сотни, так что отдать одно ничего им не стоило.

Тем временем до дворца добрались Белладонна и Флоранна. Они тут же услышали новость, что туфелька пришлась Золянке впору; не зная, что делать и что сказать, они хотели было уйти, не повидавшись с нею. Но она, узнав, что сестры здесь, позвала их к себе и, вместо того чтобы рассердиться и подвергнуть их заслуженному наказанию, подошла к Флоранне и Белладонне, нежно обняла их и представила королеве со словами:

— Сударыня, вот мои милые сестры, прошу вас любить их.

Флоранна и Белладонна застыли от удивления, не в силах слова молвить — так их поразила доброта Вострушки. Она же пообещала вернуть их в родное королевство, которое принц отдаст их семье. Тут они бросились на колени перед Вострушкой, плача от счастья.

Такой пышной свадьбы еще не видел свет. Вострушка написала своей крестной письмо, а отвезти его вместе с щедрыми дарами вызвался испанский красавец конь. Она просила фею разыскать короля и королеву, рассказать им о счастье, выпавшем на их долю, и передать, что они могут вернуться в свое королевство.

Фея Мерлуза как нельзя лучше выполнила это поручение. Родители Вострушки возвратились в свои владения, а ее сестры стали королевами, как и она сама.

етрудно вообразить, как граф и Мелани нахваливали романс, желая потешить рассказчицу и рассыпаясь в любезностях: никогда-де они не слыхивали ничего столь изящного, да еще и так хорошо рассказанного. Хуана была в восторге.

— Вот видите, — говорила она, — моя сказка не хуже той, что рассказал дон Габриэль.

— Ах, сударыня, — отвечал граф, — с вашей ничто не сравнится.

Он продолжал бы и дальше расточать похвалы, столь приятные рассказчице, если бы последнюю не известили о том, что архиепископ Компостельский прибыл и уже находится в ее покоях.

Она поспешила навстречу прелату, Мелани хотела последовать за ней, но граф, не умея подавить свой порыв, попытался удержать ее.

— Вы сочтете меня наглецом, сударыня, — сказал он, — но ведь я лишь хочу признаться в моей почтительной страсти к вам; да, Мелани, я люблю вас. — Тут он немного помолчал, а затем продолжал: — Вы краснеете от этих смелых слов, но не судите о моем сердце, которое я отдаю вам, по скудости моего состояния; я убежден, что моя фортуна впредь совершит ради меня чудеса, если только вы сами будете добры ко мне!

— Довольно бесплодных фантазий, дон Эстеве, — отвечала девица, презрительно глядя на него, — лучшим следствием вашей дерзости будет, если я сохраню ее в тайне и стану смотреть на вас как на безумца.

Граф был как громом поражен. Он едва не попенял ей, что с доном Габриэлем она не была бы столь жестока, однако победил досаду и отошел в сторону.

Он еще мерил галерею большими шагами, размышляя о своем приключении, когда дон Габриэль, тревожившийся о том, чего же хотела донья Хуана от его друга, пришел туда за ним, и печальное лицо графа не на шутку обеспокоило его.

— Расскажите же, что нас ждет! — сказал он.

— Что ждет вас, мне неизвестно, — с горечью отвечал ему граф, — но моя участь меня вовсе не радует. Мелани говорила со мной тоном, полным презрения; она ополчается на мое безвестное происхождение, но ведь на самом деле она просто сравнивает меня с вами, и притом не в мою пользу.

— Увы, дорогой кузен, — отвечал Понсе де Леон, — да разве лучше обстоят мои дела? Исидора также взирает на меня с невыносимым презрением, а между тем мне не избежать признания, пусть даже оно добавит новых горестей к тем, что я и так терплю.

— Вы не так несчастны, как я, — сказал граф, — ведь единственный источник ваших забот — это Исидора, мне же еще и приходится встречать притворной и смехотворной взаимностью страсть старой Хуаны и жертвовать ей временем, которое я бы использовал с большим толком. Только что она дала мне понять, что я ей не противен, и сама уверена, что я ее обожаю, — да вообразимо ли подобное сумасбродство? Если Мелани и впредь будет презирать меня, не думаю, что смогу терпеть внимание ее тетушки.