Мари-Катрин д’Онуа - Кабинет фей

И вот однажды, когда силы его совсем иссякли, он промолвил со вздохом:

— Да чем же недоволен король? Нет у него подданного верней меня; никогда я не оскорблял его.

А король случайно проходил мимо той башни; и только услышал он голос прежнего своего любимца, как остановился и стал слушать, несмотря на то, что свита, где все ненавидели Добронрав а, принялась нашептывать ему:

— Да что вас так разобрало, Сир? А то вы не знаете, что он мошенник!

Король отвечал:

— Оставьте; я хочу послушать, что он скажет.

А услышав, как тот жалуется, он был тронут до слез; отворил засовы башни и позвал его. Совсем опечаленный Добронрав как вышел оттуда, так и повалился ему в ноги и воскликнул, обнимая его колени.

— Что я вам сделал, Сир, — сказал он, — чтобы так жестоко меня наказывать?

— Ты насмеялся надо мной и моим гонцом, — отвечал король, — ты сказал, что если б я тебя послал к королевне Златовласке, то уж ты бы ее точно привез.

— Истинно так, Сир, — подтвердил Добронрав, — ведь, так хорошо зная великие достоинства ваши, я уверен, что не смогла бы она вам отказать, и ничего не сказал я такого, что могло бы быть неприятно Вашему Величеству.

Король решил, что и в самом деле был кругом неправ; обведя грозным взором всех, кто злословил на его любимца, он увел его с собою, от души раскаиваясь, что причинил ему горе.

После дружеской пирушки он повел его к себе в кабинет и сказал:

— Добронрав, а ведь я всё еще люблю королевну Златовласку; ее отказ ничуть меня не охладил; но теперь я не знаю, как снова взяться за дело, чтоб она соизволила за меня замуж выйти; хочу послать к ней тебя да попытать счастья — а вдруг ты в этом деле преуспеешь.

Добронрав отвечал, что во всем ему повинуется и готов ехать хоть завтра.

— Ого-го! — воскликнул король. — Ну, так я прикажу снарядить с тобою большое посольство.

— Никакого мне не надо, — возразил Добронрав, — дайте только доброго коня и верительные грамоты от вашего имени.

Король обнял его, от души обрадовавшись, что тот так скор на добрую службу.

И вот в понедельник утром простился он с королем и его приближенными и отправился с миссией, совсем один, без шума и свиты, только и думая, что бы такое предпринять, чтобы склонить Златовласку выйти за его короля: а в карман себе положил он письменный прибор; придет ему какая мысль позанятней, чтобы в торжественную речь ее ввернуть, — он сойдет с коня, усядется под деревом да и запишет ее, чтоб ничего потом не забыть.

Однажды утром, когда еще только занималась заря, ехал он по большому лугу, и пришла ему в голову мысль весьма привлекательная; он спешился, сел под тенью ив и тополей, росших вдоль берега реки, а записав придуманное, осмотрелся, очарованный столь живописным местом, и тут заметил в траве жирного карпа с золотой чешуею, бессильно разевавшего пасть, — ибо, ловя мошек, выпрыгнула рыба из воды так высоко, что упала в траву, где и пришлось бы ей умереть. Добронраву стало ее жалко: и, хоть и был тогда постный день и как раз сгодился бы карп ему на обед, предпочел он потихоньку взять беднягу и пустить обратно в речку. Едва куманек карп освежился прохладной водицей, как сразу принялся резвиться, нырнул к самому дну, а потом выплыл, радостный, прямо к бережку и говорит:

— Добронрав, я вас благодарю за то, что вы для меня сделали; вы меня спасли — ведь, не будь вас, я бы умер. Отплачу и я вам тем же.

Сказав свое доброе слово, он исчез в воде, оставив Добронрава в полном изумленье — каков, оказывается, карп — и учтивый, и любезный.

Продолжил он путь. И вот на другой день видит попавшего в беду ворона: бедную птицу загнал в ловушку здоровенный орел (великий пожиратель ворон); он уж почти ее сцапал и проглотил бы как горошину, не почувствуй Добронрав жалости к несчастному крылатому созданию.

— Вот, — промолвил он, — как сильные мира сего притесняют самых слабых: и зачем бы орлу поедать ворона?

Натянул он лук, всегда висевший на плече, вставил стрелу, прицелился в орла, и — бах! — поразил его, проткнув стрелой насквозь; тот упал замертво, а ворон тому и рад, вспорхнул на дерево и говорит:

— Добронрав, вы великодушно помогли мне, а ведь я всего лишь презренная птица, но отнюдь не неблагодарная — и отплачу вам добром.

Восхитился Добронрав необычайным разумом этой птицы и пошел своей дорогою — и вот, зайдя в густую рощу, — а ночь еще не прошла, так что он и не видел, куда идги-то, — слышит вдруг отчаянное уханье совы.

— Вот те на, — промолвил он, — и ведь как печально кричит, должно быть, попалась в силок.

Осмотрелся он по сторонам и наконец заметил широкие сети, которые по ночам растягивают птицеловы, чтобы ловить мелких пташек.

— Эх, жалко-то как! — сказал он. — Людям мало того, что они все мучают друг друга, — так им надо еще и охотиться за тварями божьими, которые им не сделали ничего плохого.

Вынул он нож и перерезал путы; сова как взовьется ввысь, а потом вернулась и, махая крыльями, говорит ему:

— Добронрав, нет нужды долго объяснять, как я вам обязана: все и так ясно без слов — вот пришли бы охотники, а я в силке, меня и убили бы, если б не вы; я очень вам благодарна и отплачу добром.

Вот какие три замечательных приключения случились с Добронравом в дороге. Он так торопился, что немедля пошел во дворец Златовласки. Все там было восхитительно: грудой простых камней лежали бриллианты, куда ни бросишь взгляд — везде прекрасные платья, конфеты, серебро, всякие чудесные вещи; и он подумал про себя, что, если принцесса согласится все это бросить и уехать с ним к его повелителю-королю — того, должно быть, ждет большое счастье; облачился он в парчовые одежды, украсив их алыми и белыми перьями; причесался, напудрился, умылся; пышный шарф, цветисто расшитый, обернул вокруг шеи, захватил и корзинку, а в нее посадил маленькую собачку, которую купил, проезжая через Булонь. Так Добронрав был пригож и строен и с таким все делал изяществом, что, когда появился он у врат дворца, стражники склонились пред ним в глубоком поклоне и побежали доложить Златовласке, что Добронрав, посол того самого короля-соседа, просит позволения с нею повидаться.

Услышав имя Добронрав, принцесса сказала:

— Что ж, а ведь это добрый знак; держу пари, что он очень мил и всем нравится.

— Поистине так, сударыня, — подхватили все ее фрейлины, — мы его видели с чердака, когда пряли для вас пряжу; как мы приметили его в окошки, так и веретена все пооброняли.

— Ах, вот как! Прекрасно, — отозвалась Златовласка, — так вы развлекаетесь тем, что поглядываете на юношей: а ну-ка подайте мне тотчас мое парадное платье из вышитого голубого атласа, да распустите как следует мои белокурые кудри, да принесите гирлянды свежих цветов, да наденьте на меня сапожки и подайте веер, да не забудьте подмести в моей спальне и под троном — ибо я желаю, чтобы он повсюду говорил, что я истинно красавица королевна Златовласка.