Юрий Брезан - Черная Мельница. Повесть-сказка

А неподалеку от тех мест в эти же дни отгремела битва — турки были разбиты наголову. И Крабат ненароком набрел на поле боя. Увидев тысячи трупов, он подумал: и ведь по каждому из них где-то плачет мать, как плачет она сейчас по Маркусу.

Целую неделю хоронил Крабат убитых и перед каждой могилой давал клятву отомстить за мертвых, а живых спасти от власти Черного Мельника.

На рыночных площадях городов и весей наемные крикуны надрываются, возвещая всем и каждому: «Крабат убил своего брата!», «Очередной подвиг Крабата: братоубийство!», «Подлинное лицо Крабата — лицо убийцы!»

Черный Мельник оплатил услуги крикунов, а также тех, кто, смешавшись с толпой, нашептывает: «Бунтовать против Черного Мельника нету смысла — только кровь прольем, а толку не добьемся. А уж Крабат-то хорош! Заключил союз с дьяволом, хочет нас всех оптом в ад продать».

А люди доверчивы, и много среди них простаков, которые готовы склонить голову перед судьбой, оплакать Маркуса и похоронить надежду на Крабата, говоря: «Так я и знал: борьба бессмысленна, мельник всемогущ, а мы перед ним всего лишь блохи, и ему ничего не стоит нас раздавить. Нужно стать еще меньше, меньше блохи. Чем меньше ты значишь, тем больше возможностей ускользнуть от Черного Мельника».

Находятся и такие, что говорят: «Я так высоко ценил Крабата! Даже собирался вместе с ним выступить против Черного Мельника. Но быть заодно с братоубийцей? Ну нет, это уж слишком!»

А есть и такие, что из кожи вон лезут — поскорее бы сыновей к Черному Мельнику послать, поскорее бы сообщить, что они, мол, ждут не дождутся, когда же с Крабата заживо кожу сдерут. Хорошо бы, мол, еще и четвертовать, а потом при всем честном народе на четырех кострах сжечь.

Сам же Черный Мельник безвылазно на мельнице сидит и день-деньской победу празднует. День-деньской свежая кровь в Черный Ручей стекает, день-деньской мельничное колесо крутится, и двенадцать батраков, ежедневно сменяясь, наперегонки со смертью носятся, каждый день вновь и вновь давая себя обогнать. А уж в кожаные мешки золото так рекой и течет. Время отвернулось от Крабата — мельнику на радость. Оседлав время и вцепившись в его гриву, несется он вскачь по земле.

Покорно его узде время, и он уже потехи ради решается на виду у людей наклониться над прозрачными водами. Видят люди отражение волчьей морды и в ужасе отшатываются. А мельник, наслаждаясь их страхом, заливается хохотом и еще больше ликует, сознавая, что хохот его отдается у них в ушах волчьим воем.

Между тем Крабат возвращается в маленький домик под огромной липой.

На пороге неподвижно застыла женщина. «Правда ли, что ты убил Маркуса?» — спрашивает она. «Да, матушка», — отвечает Крабат, горестно склонив голову в ожидании ее приговора. «Ты — мой сын. Расскажи, как умер твой брат!» Поворачивается женщина и входит в дом. Крабат следует за ней. Черную дыру дымохода над очагом лижет одинокий язычок пламени. Окна завешены белыми траурными покрывалами. Опускается женщина на скамеечку перед очагом и подкладывает в огонь полено.

«Пламя не должно погаснуть, пока в нас самих теплится жизнь, — говорит она. — Расскажи мне о Маркусе!»

Сел Крабат на скамью и поведал матери, как погиб ее сын.

Сухи глаза женщины — слезы ее давным-давно выплаканы, руки недвижно лежат на коленях, а сама она глядит и глядит на длинные языки пламени, что выскакивают из-под полена.

Наконец губы ее размыкаются, голос звучит тихо, но твердо:

«В старой легенде сказано: земля пропитается нашей кровью. Она уже пропиталась ею, Крабат».

«Правда твоя, матушка, — кивнул Крабат. — Но дальше в той же легенде говорится: и придет тот, кто осушит землю, а Черный Ручей иссякнет». «А кто придет?» «Твой сын, матушка». «Значит, ты?» «Твой сын», — повторил Крабат. Она молча глядит на огонь. Надвигается ночь, и пламя очага отбрасывает яркие багровые отблески на белые траурные покрывала.

«Принеси-ка книгу, матушка», — попросил Крабат. Женщина принесла книгу, взятую Крабатом на мельнице.

Вырвал он из книги первый лист и бросил его в огонь. Медленно, страница за страницей, сжег он в очаге всю книгу вместе с серым кожаным переплетом. «Что ты делаешь?» — удивляется женщина. «Маркус погиб из-за того, что выучился колдовству, отвечает Крабат. — Пора сжечь проклятую книгу». «А тебе она разве не нужна?»

«Нет. Она нужна не мне, а мельнику, — отвечает Крабат. — В колдовстве вся его сила. Люди смиренно склоняются перед любым чудом. Волшебные чары сковывают их волю и делают их незрячими». Лист за листом пожирает пламя колдовскую книгу. Но женщина без труда различает в золе буквы, складывающиеся в слова: «Кто все знает, тот все может».

«Кто все знает, тот все может, — повторил за ней Крабат. — Огонь твоего очага высвобождает Знание».

Выждав, когда последняя страница колдовской книги превратится в золу и пепел, бросил он в огонь волшебный шнур мельника. Тот взорвался, словно горсть пороха. Тщательно собрал Крабат золу от сгоревших страниц и, ссыпав ее в глиняный горшок, протянул его женщине со словами: «Возьми этот горшок, матушка, и отправляйся в путь — дорогу. Куда ни придешь, рассыпай золу на улицах! И зажжется огонь в сердцах людей, и глаза их откроются».

Снял он с окна траурное покрывало и подвязался им, точно поясом.

«Не дай огню твоего очага погаснуть, матушка. Этот огонь сжигает колдовство мельника. И пока он горит, твой сын не погибнет». Сказав это, он ушел. «Прощай, сынок», — прошептала вслед ему женщина. Долго сидит она не шевелясь. Как ей быть? Надо отправляться в путь-дорогу, чтобы рассыпать повсюду золу от колдовской книги. Но огонь в ее очаге погаснуть не должен.

Размышляет она и никак не может решиться. Наконец берет с полки глиняный горшок с дырочками, наполняет его дубовыми щепками, а сверху вставляет горящую лучину из очага. Оба горшка — с серой золой и с тлеющими щепками — ставит она в корзину, с которой обычно ходила в поле, складывает поленья поближе к очагу и покидает родной дом. Бредет она и бредет по дорогам, пока ноги держат. И день за днем рассыпает золу везде, где встречает людей. И день за днем рассказывает людям правду о смерти своего сына. И каждый вечер просится на ночлег к Добрым людям. И в каждом доме, приютившем ее, оставляет одну горящую лучинку из своего очага.

А там, где видит нужду и горе, рассказывает старую легенду: «И придет тот, кто осушит пропитанную нашей кровью землю, а Черный Ручей, крутящий мельничное колесо, иссякнет. И наступит такое время, когда сыновья будут провожать матерей в могилу, а не матери — сыновей. Старые деревья будут падать, а молодые расти».