Юрий Брезан - Черная Мельница. Повесть-сказка

Управляющий с непривычки не принял слова парня всерьез: «Не болтай того, за что можно головой поплатиться! Не лезь на рожон!»

Но бунтарь только засмеялся в ответ: «Речь не о моей голове, а о твоих ногах: резво ли бегают?» И с вилами в руках грозно шагнул к управляющему. «Назад!» — завопил тот не своим голосом. Но парень не отступил, а, наоборот, медленно, шаг за шагом стал надвигаться. А за ним — вся деревня, мужчины и женщины, шаг за шагом, шаг за шагом. Управляющий изо всех сил храбрится — знает, что его ждет, если с пустыми руками к мельнику явится.

«Вы должны послать двадцать парней для работы на мельнице!» — срываясь на крик, заявил он.

«Нет среди нас баранов, чтобы покорно брести на убой! — перебил его парень. — Передай это своему хозяину!»

Вилы уже уперлись в грудь управляющего. С перепугу он выхватил из ножен меч и взвизгнул: «Я требую повиновения!»

Но теперь уже вся деревня ощетинилась вилами, а здоровенный детина даже замахнулся косой.

«Именем Черного Мельника заклинаю вас — повинуйтесь!» — чуть не плача, взмолился управляющий. Вместо ответа верзила бунтарь затягивает «Близок день!» и размахивает косой в такт пению. А толпа все прибывает и прибывает — вот-вот замкнется кольцом. Опрометью кинулся верный слуга назад, к мельнику. А тому и спрашивать ни о чем не надо — одного взгляда достаточно. «Свиньей ты был, свиньей и останешься' — рявкнул мельник и прикосновением палочки отправил верного слугу в свинарник. — Всех обращу в свиней, всех поголовно! — бушует мельник. — А этого верзилу с косой сгною заживо!»

От злобы и ненависти руки-ноги мельника свело судорогой, дыхание перехватило. Глаза налились кровью, ногти вонзились в ладони, а на губах выступила пена.

«Ты умрешь такой смертью, Крабат, какой еще никто на свете не умирал!»

Отдышавшись, послал мельник наемников в ту деревню с наказом: все живое спалить. Вместе с ними послал и крикуна — пусть потом ходит из города в город, из деревни в деревню и везде рассказывает, что своими глазами видел: вот, мол, какая кара ждет тех, кто осмелится поднять бунт против мельника.

Прибыли подручные мельника в деревню, а она пуста — ни людей, ни скотины. Все исчезли. Подожгли они дома, порубили деревья, отравили колодцы и спалили хлеб на корню.

А крикун отправился в ближайший город. На рыночной площади, как всегда, толпился народ. И увидел крикун: протискивается сквозь толпу женщина в черном. В левой руке у нее корзинка, в правой — глиняный горшок без крышки. Ветер выдувает из горшка тонкие струйки золы. Вскочил крикун на лестницу перед ратушей и завопил на всю площадь: «Слушайте, люди, что я скажу!»

С той стороны площади, где успела пройти женщина в черном, на него уставились горящие ненавистью глаза. И слова застряли у крикуна в горле. Почувствовал он, что не может ни звука произнести, будто онемел. Равнодушно отвернулась от него толпа, и никто не глядит на него с любопытством и страхом.

Решил крикун разузнать, что же произошло; скинул он камзол и, оставшись в простой рубахе, смешался с толпой. Навострил уши, слушает, о чем вокруг говорят. И услышал такое, что у него волосы дыбом встали: «И дома вновь отстроят, и поля вновь засеют, и деревья посадят, и колодцы отроют». Выходит, власти Черного Мельника скоро придет конец.

И еще увидел крикун: под сводчатой аркой церковных ворот сидит человек, подыгрывает себе на трехструнной скрипочке и поет:

«Кто ты такой?» — спросил крикун у певца. «Староста здешнего хора», — ответил тот, повторил припев и начал новый куплет.

Песня его длится долго и прославляет подвиги Крабата в борьбе против Черного Мельника.

Крикун подсел на порог церкви поближе к певцу, послушал его песню, и непривычные мысли вдруг зароились в его голове — тревожные и робкие.

Но звон восьми грошей в кармане заглушил все мысли, кроме одной — о деньгах. Бросился он назад, к мельнику, и с ходу брякнул: «Восемь грошей мало! Плати больше!» «Свиньей ты был…» — начал мельник. Не дал ему договорить крикун: «И пускай! Зато и ты без нас как без рук! И осталось нас у тебя — раз, два и обчелся!» «…свиньей и…»

«Стоп, мельник! — опять перебил его крикун. — У меня важные вести!» «Говори!» «А сколько заплатишь?»

«Восемь грошей!» — едва сдерживаясь, зарычал мельник.

«И еще восемь — за риск!»

Швырнул ему мельник деньги: «Ну, говори же!» «Староста здешнего хора поет про тебя песни», — выложил свою новость крикун. «Староста? А может, Крабат?»

«Крабата я не видел, — пожал плечами крикун. — Поет он про тебя и про Крабата. А еще — про огонь в очаге…» «В каком еще очаге?»

И крикун рассказал все, что удалось узнать. Прогнал его Черный Мельник, а сам вскочил на коня и помчался сквозь ночной мрак.

В низеньком домике под могучей липой темно и тихо. Толкнул мельник дверь сапогом, она и распахнулась. Замер на пороге мельник: а вдруг внутри Крабат?

«Крабат, ты где?» — крикнул он в темноту. Ни звука, ни шороха в ответ. Дом пуст и тих, но огонь в очаге тлеет. «Старуха!» — на всякий случай опять крикнул в темноту мельник и сам содрогнулся от гулкого эха, прокатившегося по пустому дому. Взял мельник сухую лучинку, зажег ее от огня, тлевшего в очаге, и осветил в доме все углы и закутки. Еще две лучинки, и вот уже в его руках факел. Сунул его мельник в железное кольцо возле двери, принес воды из колодца и залил очаг. Вода тут же превратилась в клубы пара, а огонь горит себе, как горел. Сорвал тогда мельник с плеча волшебный шнур и бросил его в огонь. Но шнур с громким треском взорвался, а огонь все так же горит и даже язычками поигрывает.

Совсем разъярился мельник. Выломал он вмазанную в пол топку вместе с колосниками и поволок под липу: потом выкопал яму в человеческий рост и столкнул туда топку. Забросал огонь землей, затоптал копытами черного коня и только тогда наконец успокоился: вот теперь — то огонь в очаге матери погашен.

Значит, можно спокойно поджечь соломенную крышу — на то и лучинки в железном кольце горят. С треском взвилось к небу яркое пламя. Выхватил мельник горящую доску и, размахивая ею, как факелом, поскакал обратно. И где он проехал, красный петух побежал по крышам. Да только пожары эти — от того огня, что горел в очаге матери. И зола с пожарищ разносится ветром по всей стране. А куда она долетает, там взвивается песня. Та самая: «Близок день!..»