Трудус-трудум-труд

Тут Шашаль не выдержал. Он весь побелел — только не от страха, а от возмущения:

— И ты мне спокойно об этом рассказываешь? И тебе не совестно? Где это видано, чтоб старый углекоп бросал товарищей в беде да ещё хвалился этим? Я сегодня первый день в шахте, а и то знаю, что, в случае несчастья, надо прежде всего думать о других. Ты ещё говоришь — боятся тебя. Да ты просто гадкий, отвратительный старикашка, вот ты кто!

У Шашаля даже слёзы на глазах выступили, до того он осерчал. Он отвернулся от старика, чтоб тот не видел, как он плачет. Такой нехороший, злой человек ещё подумает, что он испугался его!

Старик помолчал немного, потом смущённо так покашлял и потянул Шашаля за рукав:

— Чудной ты, малыш! Разве это я устраиваю взрывы и обвалы? Я ведь только предвещаю их.

— А тебе что, трудно предупредить о них заранее, чтобы люди успели выбраться? Кому ты мстишь? Мастеру, которого давно в живых нет, или своим товарищам по работе? Хорош углекоп, нечего сказать! Ты и живой-то небось был лодырь да пустослов, из тех, что всё только сулят: «Сегодня я маловато сделал, а вот увидите, сколько я завтра сворочу!» От таких толку чуть. Настоящий углекоп и после смерти не станет вести себя так подло, как ты!

Сразу было видно, что слова Шашаля здорово задели старика. Но Шашаль так рассердился, что и внимания на это не обратил. Поделом ему, Старому Бородачу! Шашаль даже отвернулся от него.

Так вот они и дулись молча друг на друга. И вдруг старик встрепенулся. Что-то его встревожило. Он стоял и как будто прислушивался. Шашаль увидел это краем глаза и тоже стал слушать. Кругом тихо, только вода капает: в шахте всегда где-нибудь протекает.

Старик всё беспокойнее становился и потом дёрнул Шашаля за руку:

— Малыш, а малыш!

Тот вырвал руку:

— Не трогай меня! От паршивей собаки, кроме блох, ничего не жди.

Но старик не отставал:

— Послушай. Да ты послушай хорошенько, малыш!

По его голосу Шашаль понял, что дело, должно быть, нешуточное. Мальчуган напряг слух, и вот слышит он — точно раскаты грома где-то далеко-далеко.

А потом вдруг грохот, будто камни вниз скатываются. И крики. Шашаль побелел весь и повернулся к старику.

— Что там такое? Чего ты ещё натворил?

— Я не виноват, малыш, я только слышал… Но ты не бойся: пока ты со мной, тебе ничего не грозит. Обвал произошёл только на одном участке, в маленьком забое, в самой глубине шахты, и дальше не пойдёт. Я заметил, что крепь там едва держалась.

Но Шашаль уже со всех ног бросился к соседней галерее. Он плакал, спотыкался в темноте и повторял: «Дядюшка Тиофи! Дядюшка Тиофи!» Он хорошо запомнил, что именно в том маленьком забое и работал сегодня Тиофи с двумя своими товарищами. Старик кричал ему вслед:

— Малыш, не ходи туда, вернись!

Но Шашаль даже не слышал его.

Мальчуган совсем голову потерял. Он во весь дух мчался вперёд и вдруг упал прямо под ноги углекопу, который торопился за помощью — спасать тех, кто попал в беду. Углекоп сгоряча выругался, а потом узнал Шашаля. Это был Клот, их сосед и закадычный друг Тиофи. Но в такие минуты некогда разводить церемонии. Клот схватил Шашаля за шиворот и втащил в узкую галерейку, из которой мальчуган только что выбежал.

— Сиди смирно! Не хватает, чтоб ещё ребятишки тут под ногами путались! — сказал он и побежал дальше.

Шашаль бросился на землю и горько заплакал. Тут он слышит — трогает его кто-то тихонько за плечо. Он поднял голову и увидел Старого Бородача. Шашаль закричал ему:

— Ну что, доволен? Вот и ещё одно несчастье, радуйся!

Старик принялся оправдываться:

— Я ж тебе говорил, что я тут ни при чём. Слушай, малыш, что я тебе скажу. Может, это к добру послужит.

Шашаль, понятное дело, не доверял старику. Но в своём горе он готов был цепляться за самую слабую надежду, и потом, старик ведь говорит о добре…

Шашаль всхлипнул и сел рядом с Бородачом.

— Ну, говори, я слушаю.

Старик зашептал ему на ухо, как будто боялся, что его кто услышит:

— Никто лучше меня не знает эту шахту. Приезжал тут на днях главный инженер и хвастался своей учёностью. Хорош бы у него был вид, кабы я ему показал такие галереи и проходы, о которых он и не помышляет. Но уж ему-то я ничегошеньки не покажу. А вот тебе — другое дело. Слушай внимательно. До маленького забоя можно добраться в обход, с другой стороны. Ни одна живая душа не знает, что существует один давно заброшенный узкий проход, который ведёт туда и которым можно выбраться и наружу.

Я хорошо его знаю. Проход немного завален, но расчистить его ничего не стоит.

Шашаль затряс старика за плечи:

— Это правда? Веди меня туда! Скорей!

— Не могу я тебя вести. Чтобы пройти там, надо быть молодым, тонким и ловким, как ты. А мне это не под силу. Я тебя провожу немного, а потом растолкую, как идти дальше.

Шашаль на минуту призадумался. А что, если этот злой человек просто хочет завести его в какую-нибудь заброшенную галерею и там оставить? Подумал так Шашаль и тут же застыдился. И отец и дядюшка Тиофи говорили ему, что в шахте все между собой друзья. Если старик и вправду хочет ему помочь, чего же трусить? И Шашаль смело пошёл за ним в глубь галереи.

— Осторожно, малыш, — обернулся к нему Бородач, — шахта любит, чтоб ей низко кланялись. Если понадобится, склони голову и ползи. А больше тебе нечего бояться.

Старик и вправду, видно, дорогу хорошо знал. По старым, заброшенным галереям он привёл Шашаля в такое место, откуда шёл только один проход — чёрный, узкий. Взрослому ни за что бы по нему не пройти, даже Шашалю это оказалось не так-то просто. Старик рассказал ему, как добираться дальше: надо всё время держаться правой стороны, а в конце прохода, там, откуда начинается новая галерея, надо стучать в стенку в том месте, где она обвалилась. Люди, замурованные в забое, услышат и откопают проход.

Шашаль нахмурился:

— Да, если только они живы.

Старик покачал головой:

— Не выдумывай, малыш. Они живы. Я их отсюда слышу. Так помни, всё время направо. А потом, когда они выйдут, опять идите направо. Оттуда проход будет пошире. Ну, счастливого пути, малыш. И не говори никому, что это я показал тебе дорогу, слышишь?

— Почему же? Разве ты что-нибудь дурное сделал?

— Нет. Просто я не желаю, чтоб расхаживали тут кому вздумается по моей шахте. Не люблю, когда меня беспокоят. Ты никому не скажешь? И приходи иногда навестить меня, ладно?

— Конечно, приду. И никому ничего не скажу, кроме дядюшки Тиофи. Спасибо тебе!

Шашаль скользнул в тёмный проход и стал кое-как ползком пробираться вперёд.

Просто чудо, как ему удавалось находить дорогу, как он ухитрялся пролезать по душному, наполовину засыпанному проходу, как он не заблудился и не расшибся в темноте.