Алексей Ольгин - Храбрый Тилли и другие истории (сборник)

Наконец мы пришли на солнечную полянку. Медведь остановился, повёл носом вправо, влево, крякнул и сказал:

– Вот и пришли!

Он подошёл к толстому дереву и начал карабкаться на него. Когда я жил в городе, я не знал, что медведь может лазить по деревьям, как кошка, и потому закричал с перепугу:

– Смотри не упади, уважаемый медведь!

– Ништо! – проворчал медведь. – Не впервые!

Он добрался до дупла, засунул в него лапу.

– Держи, малыш! – закричал медведь и бросил на землю кусок чего-то жёлтого, похожего на помятый хлеб.

Я лизнул языком и залаял. Мёд был сладкий, как сахар, даже ещё слаще сахара, а запах у него походил на запахи цветов. Но не успел я лизнуть мёд три раза, как со всех сторон налетели большие мухи. Они набросились на меня и стали кусаться, да при этом визжали противными тонкими голосами. Одна такая муха укусила кончик моего носа, три мухи впились в губу, а все остальные старались кусать уши и глаза. Я завизжал от обиды.

Медведь крикнул сверху:

– Ничего, ничего, малыш! Не обращай внимания! Это пчёлы! Бесятся они просто сдуру! Но ты плюнь на них. Ешь побыстрее!

Хорошо медведю говорить «не обращай внимания». Его, наверное, не кусали они, а вот меня облепили так, что мой нос стал похож на перчатку из пчёл. И кусали они так больно, будто прошивали меня насквозь иголками. Я визжал, но всё-таки лизал мёд, но тут несколько пчёл вцепились в мой язык, и я завыл во весь голос.

Медведь закричал:

– Беги к воде, малыш! Сунь морду в воду, иначе, вижу, одолеют пчёлы тебя.

Я бросился бежать и скоро прибежал к большой воде. Кругом шумели камыши, а на воде плавали красивые белые цветы. Сунув голову в воду, я сразу избавился от пчёл. Потом я поплавал немножко, вылез на берег и посмотрел на себя. В воде покачивалась моя морда, она так распухла, что я еле-еле узнал самого себя. Морда моя стала такой же толстой, как у боксёра Бульбуля, один мой глаз закрылся, и над ним выросла большая шишка.

Скажу честно: мёд мне понравился, а пчёлы – нет! Они такие кусачие, что и мёду не захочешь. Я ещё раз искупался, и хотя от пчёл избавился, но морда моя была всё такая же распухшая, и глаз никак не хотел открываться. И вдруг я подумал: «А что, если я останусь одноглазым? Таким же, как Барсик?» И мне стало так жалко свой глаз и самого себя, что я сел и начал выть.

Вдруг над моей головою зашумели крылья, и я увидел большую белую птицу с длинным-длинным носом.

Птица опустилась на берег, посмотрела на меня, щёлкнула носом, как большими ножницами.

– Ты что тут делаешь?

– Я ничего не делаю! Я просто Тилли! Меня искусали пчёлы! Мы с медведем взяли у них немножко мёду, а они стали кусаться.

– И поделом тебе! – сказал аист. – Не для тебя с медведем пчёлы мёд собирают. Но откуда ты такой появился? Я что-то не встречал таких в лесу.

Тогда я рассказал аисту про город, про Лену, про лису и о том, как я подружился с медведем.

Аист помотал носом вправо, влево и сказал:

– Какой же тебе товарищ медведь? Придёт зима, он заляжет в берлогу, и ты снова останешься один. Как будешь жить в лесу? Умрёшь ты с голоду, а того ещё раньше тебя самого съедят тут. Или волк, или лиса! Тебе, малыш, надо в город возвращаться.

Конечно, в лесу хорошо жить, но всё-таки в городе гораздо лучше. Я бы вернулся в город, да только вряд ли сумею найти теперь дорогу обратно. Всё-таки я бегал в лесу целый день и уже не знаю точно, куда мне бежать: направо или налево, прямо или в какую-то другую сторону. Я так и сказал аисту.

– Ну, это не беда! – сказал аист. – Напиши письмо своей Лене, расскажи ей о своей жизни в лесу, а я полечу в город и опущу твоё письмо в почтовый ящик. Лена придёт за тобою и возьмёт тебя в город.

– А на чём я буду писать? – спросил я. – И чем писать?

– Писать можешь хвостом, а бумагу и чернила я принесу тебе! Недавно видел у сороки-воровки в гнезде тетрадку, чернила и даже ручку для писания. Жди меня здесь, я вернусь быстро. И, не ожидая от меня ответа, аист улетел, а когда он вернулся с тетрадкой и чернилами, я быстро написал всё, о чём здесь написано, а на письме надписал адрес: «Большой город, дом около парка. Получить моей Лене, у которой живёт противный Мурзик».

В конце письма я указал и свой адрес: «Зелёный лес, большая вода, где я живу под кустом с белыми цветами».

Аист полетел с письмом в город, а я сижу на берегу и буду сидеть, пока не придёт за мной Лена. А если она ещё сердится, пусть возьмёт меня кто-нибудь другой. Мы, шотландские терьеры, всегда были и будем самыми верными друзьями человека. Приходите и возьмите меня, а уж я стану караулить вас всю жизнь. И больше никогда-никогда не буду убегать в лес.

Как сейчас, слышу голос маленькой девочки:

– Мама! Опять этот, с подпалинами, вылезает! Нельзя! Нельзя!

«С подпалинами» – это про меня. Таким я родился: грудь и лапы почти белые, чуть рыжеватые. Мои пять братьев, чёрные, как лисья нора, возились в углу, где дремала похожая на гору наша мать Алиса. А я…

– Как тебе не стыдно заглядывать в чужую тарелку?! – Опять тот же голос.

«Почему же чужая? – думаю я про себя. – Кошка ведь хозяйская, своя?»

Хуже нет, когда ты чем-то отличаешься от своих братьев – все шишки на тебя.

А потом я остался один. Всех братьев разобрали разные люди. Только меня никто не брал. Вообще-то мне и здесь было неплохо, и молока у Алисы – хоть отбавляй!

Я жил и радовался и думал, что так будет всегда.

Но вот однажды появились двое. Они так развеселились, взглянув на меня, будто никогда не видали собак. Я нарочно ложился на спину, показывал лапы – не помогло.

Моих новых хозяев звали Ты́нис и Э́стер. Мы долго ехали поездом. Я не спал и думал, увижу ли когда-нибудь Алису и моих лопоухих братьев…