Жаклин Уилсон - Четверо детей и чудище

— Ладно тебе. Не куксись. Зато благодаря твоему желанию у нас был совершенно невероятный день, — сказала я.

— Только что-то оно мне надоело, желание это. Пора будить спящих красавиц и двигать домой.

— Надо дождаться, пока крылья отвалятся, — сказал Робби. — Эти-то их не увидят, а вот другие люди… Кто-нибудь опять решит поймать нас и сдать газетчикам, как этот мерзкий тип в том доме.

— Закат, можно считать, состоялся. Такой ливень, что солнца все равно не видать. Псаммиад, ау! — Шлёпа плюхнулась подбородком в песок. — Вы там? Это я, Шлёпа, крикунья которая. Я вся промокла и еще по голове получила, а чая вообще не давали. Я домой хочу. Не могли бы вы в виде исключения вылезти и исполнить еще одно малюсенькое желаньице? Мы хотим только, чтобы дурацкие крылья отвалились.

— Он в такой дождь ни за что в жизни не вылезет. Псаммиад ненавидит воду. Наверняка зарылся глубоко-преглубоко, чтобы не промокнуть, — сказала я.

— Может, он сейчас исполняет желание какого-нибудь австралийского пацана, — предположил Робби. — Кстати, идея. Можно завтра пожелать, чтобы мы все в Австралии оказались. Мне бы ужасно хотелось увидеть коал и кенгуру.

— По-моему, они теперь все по заповедникам и паркам, — сказала я. — И завтра все равно моя очередь. Я постараюсь что-нибудь особенное пожелать, все-таки это наш последний раз. Пока еще не знаю, что именно. С крыльями трудно тягаться, — вежливо прибавила я, чтобы потрафить Шлёпе.

— Я их уже видеть не могу, — сообщила она. — Слушай, Розалинда, а дерни-ка меня посильней за крылья. Может, они оторвутся.

Я потянула изо всех сил. Шлёпа завопила от боли.

— Извини! Я не нарочно, — сказала я.

— Порядок. Тяни сильнее, — попросила она.

Все бесполезно. Крылья приросли к ней так же надежно, как руки и ноги.

— Может, нам теперь вечно их на себе таскать, — мрачно сказала Шлёпа, то расправляя, то складывая крылья и обдавая нас градом брызг. — На них же ни одна куртка не налезет. И в дверь не протиснуться, и на кровать толком не лечь. И из дома не выйти — сразу массовые беспорядки начнутся. Хотя это как раз, может, и прикольно.

— Что-то тебе не очень прикольно было связанной сидеть! Хорошо, что я такой молодец, пришел и спас тебя, — сказал Робби. — Видела, как я врезал этому дядьке: сначала кулаком, а потом ногой — кия-я, бац, хрясь!

— Хорош, Робби. Сто раз уже слышали, — отмахнулась я.

Но он все равно принялся рассказывать по новой. Тогда мы со Шлёпой повалили его на песок, чтобы замолчал уже. Мы устроили какую-то дурацкую, мокрую, неуклюжую возню, хихикая и с трудом ворочаясь, придавленные отсыревшими крыльями. Моди забралась на всех сверху и стала прыгать и скакать, как будто мы живой батут. И вдруг свалилась, и мы все попадали друг на друга. Внезапно к нам вернулась легкость и свобода. Крылья наконец-то пропали!

— Мам, Дэйв, пошли домой! — крикнула Шлёпа.

Папа с Элис уставились на нас. Они ощупали себя — всё мокрое! — и поспешно встали. Папа посмотрел на часы и покачал головой, не веря своим глазам. Они скорей повели нас домой. Моди несли по очереди, а на нас троих все время беспокойно оглядывались — переживали, что дети у них каким-то непонятным образом оказались мокрые и с утра некормленные.

Ну а дома была теплая ванна, горячий шоколад и печеная картошка. Хорошо и уютно. Когда мы уже собирались спать, папа включил новости по телевизору.

— С ума сойти, — сказал он, зайдя пожелать нам спокойной ночи. — По всему Суррею видели четверых, как они выражаются, «пришельцев» — детей с огромными крыльями. Вы в лесу ничего такого не заметили? Может, они прямо над нами пролетали.

— Да это наверняка просто каскадерский трюк, Дэйв, — сказала Шлёпа.

— Ну да, хотя как они его провернули — загадка. Самое, конечно, странное — одно это летучее дите засняли на камеру, хотя качество ужасное. Какой-то мужик сказал, что поймал его, но через пять минут оно сбежало. Оно вопило благим матом и плевалось как верблюд. Чем-то на тебя похоже! Умора. Ты бы небось хотела полетать, а, Шлёп?

— Да не особо, — сказала Шлёпа. — Вряд ли это прям так уж весело.

Мы так вымотались, что решили проспать завтрак-пикник — несмотря на то что это был наш последний день вместе, и последнее желание хотелось использовать на всю катушку.

Мы чуть было не остались и без обеда-пикника: папа с Элис на нас насели и стали уговаривать выбраться в город.

— Да чего вам так далась эта песчаная яма! — кипятился папа. — Мы же вчера там целый день просидели.

— Но там так здорово, пап. Ну пожалуйста, давай опять в лес, — канючила я.

— Что скажет ваша мама! Вот вы вернетесь домой, она спросит, чем вы тут занимались, а вы такие: «Да мы каждый божий день в дурацкий лес таскались, и в жару, и в дождь».

— Не скажем мы ничего такого. Мы скажем, что ходили в лес всей семьей и устраивали там замечательные пикники, а потом мы с Робби, Шлёпой и Моди играли в песчаной яме, и это были самые лучшие каникулы в мире.

— Ох, Рози-Шмози, — и папа обнял меня.

Элис тоже вроде была довольна. Для последнего пикника она расстаралась не на шутку. Сделала маленькие бублики с копченой семгой и сливочным сыром, куриные крылышки на гриле и сэндвичи на один укус с разными начинками: яичный салат с помидорами, раковые шейки с рукколой, бри с абрикосовым джемом и индейка с клюквенным соусом. Еще была шарлотка с кислым кремом и большой пакет маленьких головок сыра — красных и желтых. Мы пили свежевыжатый апельсиновый сок, а папе с Элис взяли бутылку лимонада — хотя пах он вином.

— Нужно еще что-нибудь шоколадное, — сказала Элис. — Робби, может, сделаешь свои фирменные хрустики? Ты бы так меня выручил.

Пока счастливый Робби исполнял мачехину просьбу, Шлёпа отозвала меня в сторонку:

— Что будешь желать?

— Ну… пока еще не решила вообще-то. Хочу пожелать такое, чего нам всем хочется, и чтобы точно ерунды никакой не случилось. — Я принялась нервно грызть большой палец. — Только никак не придумаю, что бы это такое могло быть.

Я думала, Шлёпа раздраженно вздохнет и назовет меня бестолочью, но, к моему несказанному удивлению, она вдруг обняла меня. Я так обалдела, что больно прикусила палец — впрочем, не поднимать же из-за этого шум.

— Ты обязательно придумаешь, Роз. Ты молоток, — сказала Шлёпа. — А если ничего не придумается, все равно у нас была целая куча классных желаний — мои особенно, — и вообще здорово было. Я тоже думаю, что это самые лучшие каникулы в мире.

— Ох, Шлёпа! — Я тоже обняла ее.

— Так, не раскисаем, — тут же сказала Шлёпа. — Пошли выскребем шоколад из миски, Робс уже наделал свои печенюги.

Моди нас опередила. Она со счастливым видом вылизывала миску — рот, щеки и даже уши у нее были в шоколаде.