Сказки Северной Африки. Газель с золотыми копытцами

— Глупый ты, сынок! Почему не взял носильщика? — воскликнула мать.

— Так и быть,— ответил сын,— в другой раз непременно возьму.

В полдень снова попросила мать сына в лавку сходить — новая иголка ей понадобилась. Проходит какое-то время, и возвращается он домой, а позади него идет носильщик, несет иглу. Рассердилась мать, объясняет сыну, что носильщика нанимают только, когда нужно перенести какую-нибудь тяжесть.

— Так и быть, в другой раз поступлю, как ты велишь,— ответил сын.

На другой день послала мать своего дурака купить сухого инжиру и предупредила, чтобы ни в коем случае не смел он брать носильщика. Проходит время, и возвращается сын домой, неся в горсти всего несколько плодов.

— А где весь инжир? — спрашивает мать.

— Я растерял плоды — они такие маленькие и их было так много, что никак их было не удержать в руках. Ты же не велела брать носильщика — инжир, мол, не тяжелый. Я — сын разумный и послушный.

Посмеялась мать над сыном и растолковала ему, что сушеный инжир следовало нанизать на крепкую нитку, подобно бусам, и уж потом нести.

— Так и быть, мать, в другой раз я поступлю по твоему совету,— пообещал дурачок.

Через некоторое время посылает его мать купить небольшие миски, нужные в хозяйстве. И что же? Он их продырявил и нанизал на бечевку. Приходит радостный домой и протягивает связку матери. Та закричала и стала ругать сына на чем свет стоит, а потом принялась объяснять ему, почему то, что можно делать с плодами, нельзя делать с посудой.

— Миски надобно вставлять одну в другую,— закончила она.

Извинился сын и пообещал:

— В другой раз обязательно сделаю так, как ты велишь. Прошло несколько дней, и посылает мать сына купить несколько яиц. Купил он яйца, разбил, а скорлупки сложил одну в другую, так и вернулся домой, весьма довольный собою. Ну как тут передашь, что сказала мать, когда увидела, что сделал с яйцами дурачок!

Однажды молодые охотники встретили у деревни гиену. Они окружили ее, преградив ей путь к лесу. Бросилась гиена обратно в деревню, забежала в первую хижину. Охотники с копьями хотели ворваться за ней следом, но хозяин хижины встал перед ними с мечом в руке.

— Почему ты задерживаешь нас? — спросили молодые охотники.— Это наша добыча. И к тому же это гиена.

— Она нашла у меня убежище,— ответил хозяин хижины.— Я не могу ее выдать, ибо этим нарушу законы гостеприимства.

Пожали охотники плечами и разошлись.

Вернулся хозяин в хижину. Видит: гиена совсем отощала и ослабла от голода. Начал он ее откармливать.

Утром давал ей утреннее молоко, вечером — молоко вечернего удоя, а днем — мясо. Растолстела гиена, набралась сил. И однажды ночью, когда хозяин спал, она набросилась на него. Гиена перегрызла человеку горло и напилась его крови. Она вспорола человеку живот и сожрала его кишки. А потом убежала.

Утром брат хозяина нашел в хижине растерзанного мертвеца.

— О горе! — вскричал он.— Такова судьба всех, кто вздумает оказывать гостеприимство гиенам!

В лесу было много деревьев и разных растений. Росли рядышком большое грушевое дерево и тонкий стебель маиса. Когда поднимался ветер, начинали ветви дерева стонать от боли. Доставалось и корням — ведь они несли на себе огромную тяжесть. Как-то дерево сказало стеблю маиса:

— И большое я, и могучее, но все равно часто страдаю, то ветвям моим больно, то корням. И всегда чувствую огромную усталость. Навалилась она на меня, не отпускает. А ты всегда такой свежий и бодрый. Скажи мне, признайся, в чем тут дело?

— Видишь ли,— отвечал стебель маиса,— я очень тонкий. Только задует ветер, я склоняюсь, иной раз до самой земли достаю, а стоит лишь ему перестать — тут же выпрямляюсь и стою себе как ни в чем не бывало. Мне всегда легко. А ты слишком сильное и слишкое большое, чтобы подчиняться ветру, вот и гнет он тебя, вот и ломает. Оттого ты и чувствуешь такую усталость и такую боль.

Жили в древние времена два брата, один бездетный, у другого рос сын. Случилось так, что отец мальчика умер, оставив на попечение брата сына, а также теленка.

Мальчика прозвали Паршивцем. Он пас волов дяди и брал с собой на пастбище своего теленка. Когда он пригонял стадо на пастбище, то теленка отводил туда, где трава посочнее, а волов загонял в загон.

Со временем волы совсем отощали, а теленок, напротив, вырос и окреп.

Однажды дядя спросил у племянника:

— Как же это так получается, Паршивец, что мои волы отощали? Завтра я сам поведу скотину на пастбище.

Дядя пригнал скот на пастбище и увидел, как теленок по привычке направился к сочной траве, а волы — к загону. «Ну, теперь все ясно»,— подумал дядя. В отместку он натер теленка красной глиной, пришел домой и говорит:

— Паршивец, твой теленок пропал, пойдем его искать. Мальчик взял отцово ружье, и они направились на поиски. Увидев издали теленка с красноватой от глины шкурой, дядя крикнул племяннику:

— Смотри-ка, Паршивец, вон кабан!

Паршивец схватил ружье, выстрелил и убил животное наповал. А когда подошел ближе, то увидел, что это никакой не кабан, а теленок.

— Дядя, ты пошутил подло,— сказал Паршивец. Он содрал с теленка шкуру и бросил на землю. Вскоре распространилось ужасное зловоние. Тогда он сунул шкуру в мешок и отправился на базар. Там он увидел, как какой-то мужчина расплачивается за купленный товар. Заплатил он за него ровно пятьдесят риалов. Паршивец подошел к продавцу и незаметно сунул ему в карман, в который тот только что положил деньги, свои десять су. И принялся кричать во весь голос:

— Эй! Добрые люди! Эти двое украли у меня все, что оставил мне отец! Все мое наследство!

Сбежались люди и набросились на торговца и покупателя:

— Сейчас же отдайте мальчику деньги!

— Нет, это наши деньги!

— Если у них пятьдесят риалов и десять су, значит, это мои деньги,— сказал Паршивец.— Если другая сумма, то не мои.

Стали считать и нашли ровно пятьдесят риалов и десять су.

— Верните мальчику деньги,— потребовала толпа,— а не то силой заставим!

Ничего тем двоим не оставалось, как отдать деньги мальчишке. Так Паршивец завладел деньгами. Он вернулся к дяде, тот его и спрашивает:

— Племянник, если ты заработал на одной телячьей шкуре пятьдесят риалов, то сколько же я получу, если зарежу своих волов?

— Не меньше ста риалов,— отвечал Паршивец,— но при условии, что их шкуры будут скверно пахнуть.

Дядя прирезал волов, а шкуры оставил гнить, пока не пошло от них зловоние.

— Теперь, дядя, ты можешь нести их на базар,— сказал Паршивец.

И дядя понес товар на базар. Когда он вошел в торговые ряды, сборщики налогов набросились на него с палкой, крича: