Рикарда Тершак - Эльмолин

В оранжерее, под восходом и заходом солнца и звезд протекали первые годы Сибиллы. Тонкое стекло, отделявшее жилище от внешнего мира, едва оберегало ее от холода, снега или бури, зато предоставляло свободный обзор на все четыре стороны света. Распускающиеся листья, новая зелень, барабанящий град принадлежали миру Сибиллы. А еще порхающий воробей или хмурое, неделями непроглядное небо. Дождь был для Сибиллы настоящим событием: ведь он наполнял звоном тишину оранжереи.

В новом доме на берегу реки Сибилла нашла много удобств, которых не знала раньше. Она ежедневно пользовалась теплым душем, ходьба из одного помещения в другое была для нее игрой. Толстые каменные стены нового дома не пропускали сквозняков, с которыми ветер постоянно проникал сквозь щели оранжереи, но и солнце не могло здесь беспрепятственно светить повсюду. Оно могло проникать в помещение лишь несколько часов в день и притом лишь через окна.

А бегая по мягким шерстяным коврам, которыми был покрыт весь пол, она вспоминала влажную почву оранжереи, где при каждом шаге ступни ощущали песчинки и камешки.

И поскольку новые стены были до такой степени непрозрачны, что во всех углах лежали серые тени, родители Сибиллы покрасили их в чистый белый цвет, купили абсолютно белую мебель, белые ковры, белые занавески, и мама каждый день ставила во все углы, на все столы разноцветные букеты из оранжереи.

Отец мог теперь продолжить свои исследования на балконе, наблюдая ход светил.

И все пошло бы своим чередом в новом доме на берегу реки, не имей семейство Гайни десять кусачих собак. Эти собаки целый день носились туда–сюда и не пускали в дом никого, включая жильцов второго и третьего этажей.

Они охраняли вход. Что делается позади дома, их не интересовало.

Фанглингеров (привычных и не к такому) это мало потревожило. Они запросто раздобыли себе длинную лестницу, приставили ее с берега к своему балкону и весело забирались домой. Для второго этажа это, наверное, и вправду было не так уж трудно. К тому же умение пользоваться шаткой лестницей могло оказаться не лишним и в профессиональном смысле.

Гораздо острее проблема встала для Сибиллы и ее родителей. Приставить лестницу высотой в три этажа было бы слишком опасно, не говоря уже о том, как соорудить такую громадину.

Поначалу были некоторые неприятности с родителями Гайни, а потом Сибилла нашла решение: когда собаки замечали ее и кидались следом, и ей в тот же момент ужасно хотелось оказаться в своем белоснежном жилище, она проворно взбиралась на самую вершину старой ивы, склонившейся к дому, раскидывала руки и просто перелетала на свой балкон.

Если чего–то одного не хватало — необходимости или желания — ей это не удавалось. Получалось только так.

Родители скоро научились этому от нее. И все три семьи зажили в добром согласии друг с другом.

Впервые все трое — Гайни, Гауни и Сибилла — встретились на берегу реки. Каждый был занят тем, что ему больше нравилось. Гайни стоял у воды с самодельной удочкой. Ему попадались самые разные рыбины. Такое обилие рыбных пород в обычной реке — большая редкость. Гайни не произносил ни слова, только внимательно следил за поплавком, сделанным из бутылочной пробки. При этом он то и дело косился в сторону двух других детей, живущих, по всей видимости, в его доме.

Гауни расхаживал по берегу в поисках каких–нибудь стоящих вещей, которые вполне могли быть кем–то потеряны. Ведь специальное образование, которое он получал у собственных родителей, имело, так сказать, свой теоретический аспект: научиться не только разбираться в ценных вещах (желательно, бесплатных), но и приобретать их все больше и больше. Иногда он приостанавливал свои поиски, садился на траву и выполнял комплекс упражнений для пальцев, а затем производил расслабляющие движения поочередно для всех суставов рук.

Сибилла сидела на прибрежной траве, обхватив колени руками. Мягкие ветви плакучей ивы касались ее головы при каждом дуновении ветерка. Светлые волосы рассыпались по плечам густыми волнами, и казалось, что она сидит под маленькой двускатной крышей. Она смотрела на мальчиков. От Гайни она сразу отвернулась: ей не понравилось, что он ловит рыбу. Она не могла смириться с тем, что бедные существа попадаются на лакомый кусочек, и сразу вслед за этим их безжалостно извлекают из родной стихии. Но Сибилла ни слова не сказала об этом и постаралась скрыть свое недовольство. Еще ей не нравилась убогая одежда Гайни. И вообще она с трудом воспринимала все, что было связано с Гайни и его семьей.

Потом она посмотрела на другого мальчика. Он производил на нее гораздо более приятное впечатление. Она удивлялась терпению, с каким он выполнял свои необычные упражнения и гадала: на каком музыкальном иструменте он может играть? А иначе зачем тратить столько времени и стараний на эти упражнения?

Наверное это произошло совершенно случайно, но Гайни и Гауни повезло одновременно. Гайни выдернул из воды пляшущую рыбку, а Гауни вытащил из кучи мусора маленький блестящий ножик. Пока Гайни снимал с крючка рыбу, Гауни очищал свою находку от земли и пыли. Мальчики одновременно подошли к Сибилле — один слева, другой справа, остановились как по команде по обе стороны и предложили ей, что имели: Гайни свою рыбу, а Гауни — ножик.

«Она серебряная», — сказал Гайни и протянул ей рыбу под самый нос. «Хочешь?»

«Хочешь?» — cпросил Гауни, протянув ей ножик, и добавил:«Он серебряный».

Сибилла переводила взгляд с одного на другого.

«Спасибо», — сказала она Гайни, — «да, я хотела бы рыбу». Она осторожно взяла из рук мальчика бьющееся тельце, подбежала к берегу и бросила рыбу обратно в воду. Сверкнув серебряной дугой, рыба исчезла в волнах.

Сначала Гайни был не в состоянии вообще что–либо сказать. Потом он процедил сквозь зубы: «Что это на тебя нашло? Бросить в воду рыбу, которую другой ловил, старался…»

«Разве ты не слышал?» Спросила Сибилла.

«А что такого я мог слышать?»

«Ты разве не слышал, как она кричала: отпусти меня?»

Гайни решил, что ответить тут нечего. Он побежал назад к реке. По дороге трижды сплюнул через плечо, чтобы глупость Сибиллы не перешла на него. Потом он шагнул на камень, торчащий из воды. Вокруг него все буквально кишело рыбой. Гайни прислушался. Нет. Все были немые, кроме той одной, которая говорила с Сибиллой. Глупости! Он тряхнул головой, и черные кудри сверкнули на солнце.

Тем временем Гауни спрятал свой маленький серебряный ножик. И как только он мог такое придумать: подарить его чужой девочке. Да пусть она хоть тысячу раз живет в этом доме! Лучше, пожалуй, не рассказывать об этом родителям. Он подбежал к Гайни и остановился рядом: «Ты тоже здесь живешь? " Он показал подбородком в сторону нового дома на берегу реки.