Галина Александрова - Домовенок Кузька и волшебные вещи

— Рассказал бы я тебе, — отвечает человек. — Да только у меня так в горле пересохло, что еле дышу. Вот если бы ты мне попить принес во-он из той речки, я бы тебе много интересного порассказал.

И правда — голос у мужика был не голос, а сип какой-то!

— Ну вот еще, — разобиделся Кузька.

Он хоть и добрый домовенок был, да уж очень осерчал, что его так испугали. И так в лесу страху натерпелся, а тут еще и за водой посылают.

— А сам чего не сходишь? — спросил он у незнакомца.

— Я бы сходил, — отвечает. — Да вот только ноги у меня гудят да отваливаются.

— А что так? — снова спрашивает любопытный домовенок.

— А ты сходи за водой — я тебе и расскажу.

Вот хитрый мужик попался! Нечего делать — надо за водой идти. Собрался Кузька и потопал по тропинке к ручью, через который только что перебрался. Там свернул большой лопушиный лист ковшиком, зачерпнул студеной водицы и пошел обратно.

Шел-семенил, старался водицу донести и не капли не пролить. А то песок он вон какой — выпьет всю воду до капли, ищи ее потом.

Принес домовенок мужичку водицы, тот испил и говорит:

— Вот спасибо тебе, малыш! Такая вкусная была водица, слаще меду. Теперь я тебе и историю свою могу рассказать. Во всем любопытство мое виновато. Говорила мне жена — не суй свой нос куда не следует. А я, дурень, не послушался ее. И вот…

— А взялся-то ты откуда? — спрашивает нетерпеливый Кузя.

— Откуда-откуда… Прибежал — вот откуда.

— Так это ты шумел-свистел? — догадался домовенок.

— Я, — согласился мужик.

— А как же это ты так быстро бегать научился? — снова удивился Кузя.

— Да сапоги эти чертовы виноваты.

Смотрит Кузя, и вправду — сапоги. Валяются на дорожке, все в песке, один носом на восток нацелился, другой — на запад. А сапоги знатные — прямо загляденье. Сами сафьяновые, красные, носки узкие, каблуки звонкие, с подковками, а по голенищу мастер серебряные бубенцы навешал — чтобы хозяина издалека было слыхать, точно лошадь.

— Ай да сапоги! — дивится Кузя — он таких отродясь не видывал.

— Это что! — говорит мужик. — Они и с виду чудные, а что откаблучивают — вовек не догадаться! Только ноги в них сунешь и — фьють! — тебя как ветром сдуло! Семимильные называются. То есть семь миль за один шаг. Я их с дури купил — думаю, буду в город за покупками летать, а то лошадка у меня что-то болеет. Купить купил, а про то, что они такие прыткие, и знать не знал. Вот и сходил на ярмарку — до сих пор остановиться не могу. Спасибо тебе — удружил, спас меня.

— Эка невидаль! Я еще и не так могу! — соврал Кузька и на клубок свой покосился. А тот лежит в траве и не возмущается, хотя без него бы бегать мужику по белу свету до сей поры.

— А ты, поди, уж весь мир обежал? — спросил у мужика Кузя.

— Уж раз пятьдесят! — похвастался мужик.

— И все-все повидал?

— Не-а, — признался тот. — Не повидал. Так мчался, что даже разглядеть ничего не успел.

— Это жаль, — огорчился Кузьма. — А то бы мне подсказал, где торговца одного найти можно, который вещами волшебными торгует.

— А это не тот, что мне сапоги подсунул? — поинтересовался мужик.

— Может, и тот, — согласился Кузька.

— Эх, я б его тоже поискал — пусть заберет у меня эти сапоги, а то уж сил никаких нет. Куплю лучше жене новое корыто — ее уж давно прохудилось.

— Так пойдем вместе!

— Не, не могу, — говорит мужик. — Мне домой надо, а то жена заругает. Беспокоится небось. Да и ты пойдем к нам. Тебе с дороги отдохнуть-помыться надо да пирогов с яблоками поесть.

— Что ж, пойдем. Может, в твоей деревне кто видел этого купца, — согласился Кузя.

На том и порешили. Собрались, сапоги с дороги подняли, клубок от дерева отвязали и пошли. По дороге песни пели да ягоды собирали — нехорошо дома с пустыми руками показываться.

Деревня мужичка оказалась поблизости. Вошли они туда, стали в калитку стучаться. Стучали-стучали — никто не отзывается.

— Спит, наверное, — предположил мужичок и сам калитку отворил.

Прошли они с домовенком в хату и видят: что за диво — вместо жены сидит за прялкой маленькая-маленькая девочка и песенку напевает. А одежка на девочке такая большая, будто она в мамином сундуке похозяйничала: рукава болтаются, кокошник на лоб сползает, а лапти с ножек сваливаются.

Домовенок незнакомых людей боялся и потому за мужичка спрятался. А мужик стоит, ртом, как рыба, воздух хватает и сказать ничего не может.

— Маня, — наконец говорит. — Что с тобой такое?

А девочка посмотрела на него из-под кокошника и отвечает:

— Я не Маня. Я — Маняша. Поиграем в догонялки?

И тут же — прыг с лавки и давай по горнице носиться. Мужичок за голову схватился — и бежать, Кузя — за ним. Мужик первым делом к соседям бросился — расспросить, что это такое происходит?

Забежали они с домовенком в дом соседей, а там еще интереснее. Целая стайка детишек по дому носится, кричит, по полатям скачет, ухватами размахивает.

— Какая дружная семья, — заметил Кузя.

— Да уж, — согласился мужик. — Только в прошлый раз детей у них в два раза меньше было. Что-то и тут не так.

И впрямь: некоторые дети были дети как дети, а некоторые — словно ненастоящие. И на этих ненастоящих, как и у Маняши, одежка так и болталась.

— Пойдем-ка отсюда, — сказал мужик. — Знаю я, кто нам с тобой все расскажет.

И пошли они к деду Ивану, что старше всех в деревне был. Дед Иван был такой древний, что помнил время, когда все леса в округе были просто семечками, который ветер откуда-то принес и по полям посеял. И сам дед напоминал больше не деда, а пенек замшелый: сгорбленный, да и глухой к тому же. Зато мудрый был и проницательный — такое на своем веку перевидел, что людям даже и не снилось. Вот к нему-то и повел мужик домовенка.

Пока шли по деревне, ни одного взрослого не встретили, зато детишек повсюду бегает видимо-невидимо, и все кричат. Кто в салки, кто в горелки, а кто в лапту играет. Так в деревне было весело, что у Кузи на душе потеплело.

«Вот бы где жить!» — подумал он. А тем временем и подошли они к нужному дому, к избушке деда. А избушка такая же старая да сгорбленная была, как сам дед. Мужику, хоть и мал он был росточком, пришлось нагибаться, зато Кузе притолока впору пришлась. Он даже подумал, не домовым ли был этот старый дед.

Вошли они в горницу и снова обомлели. Сидит на лавке добрый молодец, плечистый да румяный, а такой рослый, что едва-едва в избушке помещается. Одну руку даже в окно высунул — вот как тесно!

— Здорово, Василий! — говорит добрый молодец мужику.