Галина Александрова - Домовенок Кузька и волшебные вещи

— Здорово, коли не шутишь, — отвечает тот. — Извини, что-то я тебя не признаю. Никак, деду нашему Ивану правнучек будешь?

Засмеялся добрый молодец так, что стены избушки затряслись, бревна ходуном заходили.

— Эх, Василий, — сказал он. — Так ведь я не правнук деда Ивана, я он сам и есть.

— Как так! — всплеснул руками мужик. — Тебе ж в обед двести лет, а ты моложе меня выглядишь!

— А очень просто, — сказал добрый молодец. — Купил я у заезжего купца молодильных яблочек корзину, да с десяток штук и съел — больше не смог. Вот и помолодел.

— Так-так-так, — сказал тут Кузя. — А остальные яблоки куда дел?

— Да на пороге и оставил. Вдруг кому тоже захочется — мне не жаль.

Переглянулись Кузя с мужиком, и все им стало ясно. Это от щедрости деда такое с деревней приключилось. Рассказали они все Ивану, тот за свои русые кудри схватился и давай причитать:

— Ай, дурак я, дурак! Как же это я не подумал! Я-то, старый пень, мог сколько угодно яблок съесть… А вам, молодым, и одного яблока хватит, чтобы в младенца превратиться. И что ж теперь делать-то? Кто же теперь в деревне работать будет да всех деток малых кормить?

— Вот мы с тобой и будем, — ответил Василий. — А вот этот домовенок пока поищет того доброго человека, который тебя яблочками угостил.

С этим не поспоришь. Всем помочь нужно. Кузя переночевал в деревеньке за печкой, с утра пирога поел и снова в путь-дорожку отправился.

Шел Кузя по той же желтой дорожке, что его в деревню Ольховку привела, да сама же оттуда и вывела. Долго ли шел, коротко ли — о том сказать нельзя. Только солнце по небу свой круг проходило, а больше вокруг ничего не менялось — все тот же лес, все те же птички на деревьях поют. Кузе даже скучно стало — скорее бы кого-нибудь встретить.

И только он так подумал, как послышался где-то вдалеке шуми треск, будто по лесу великан шагал, деревья, как тростинки, ломал.

— Ох-хо-хо! — застонал Кузя. — Страсть-то какая! Я и так ростом не велик, а тут еще и великан в лесу балует. Раздавит меня, как букашку, поминай тогда, как звали.

Страшно Кузе, а деваться некуда — клубок так нитку из рук и рвет, все вперед тянет.

— Ну, — думает Кузька, — раз клубок не боится, и мне бояться нечего. Может, это очень зоркий великан и на меня не наступит?

Порешил так и снова по тропинке за клубком отправился. Шел, шел и вышел на большую поляну. А поляна какая-то странная. Кругом, куда ни глянь, одни пеньки, деревья тут же вповалку валяются, а на каждом пеньке по зайцу. Сидят, ушами шевелят, дрожат и боятся.

— Эй, косые! — крикнул Кузя. — Чего сидите, кого боитесь?

Зайцы так врассыпную и бросились. Только один остался, который так от страха обомлел, что даже пошевелиться не в силах. Глаза свои раскосые прикрыл, ушки прижал, сидит трясется.

Кузька подошел поближе, зайца по пушистой голове погладил и говорит:

— Не бойся, косой, я тебя не трону.

Заяц дрожать перестал и даже один глаз приоткрыл — посмотреть, кто это с ним разговаривает. Увидел Кузьку и вздохнул тяжко:

— Ой-ей!

— Что это у вас тут твориться?

— Даже и не спрашивай, — махнул лапкой зайка. — Сами не знаем. Только завелся у нас в лесу злой дровосек. Страшный, большой, деревья рубит — только щепки летят. Всех нас из дому выжил, скоро совсем леса не останется.

— Непорядок, — покачал головой Кузя. — Пойду-ка я с этим наглецом разберусь — зачем безобразит?

Заяц оглядел домовенка с ног до головы и головой качает:

— Ты-то разберешься? Такой-то махонький?

— Маленький да удаленький, — сказал Кузя, затянул потуже кушачок, сжал покрепче кулачок, поднатужился, поднапыжился — даже покраснел. И такой вот, раздутый, как голубь, зашагал мимо пней в ту сторону, откуда страшный скрежет раздавался.

Вошел он в лес и видит: и вправду — здоровенный мужик валит деревья, да так валит, что аж земля дрожит.

Взобрался Кузя на пенек, что повыше всех, руки в боки упер, нахмурился и кричит мужику:

— Ты пошто балуешь, а? Ты зачем столько деревьев навалял — трижды трем деревням на три зимы хватит? Зайцам теперь и жить негде!

Мужик Кузю услышал, через плечо оглядывается, а сам все деревья рубит, не останавливается.

— Это кто у нас тут такой грозный? — спрашивает и по дереву — хрясь!

Кузе от его зычного голоса жутко стало — аж поджилки затряслись. Только он виду не подает, еще больше грудь вперед выпячивает.

— Это я, Кузьма-воитель, дровосеков победитель, — говорит.

— Здорово-здорово, — отвечает дровосек и снова по дереву — тюк!

— Отвечай мне немедля, — притопнул Кузя ногой.

— Да видишь ли, — говорит дровосек, валя большую сосну. — Я бы и сам рад не рубить — леса жалко. Да себя и людей мне еще жальче. Видишь — вот меч чудесный. Так вот он такой чудесный, что рубит камень, словно масло. А уж коли рубить начал, так и не остановишь, пока он сам того не захочет. Я вот в родной деревне уж все дома и заборы перерубил, так жители меня в лес и выгнали от греха подальше. А не выгнали, я бы сам ушел. Не рубить же мне буйны головы!

Сказал так и снова принялся деревья столетние одним ударом валить. Присмотрелся Кузя и видит: вправду у дровосека вместо топора в руках меч сверкает. Меч как меч, только вот сквозь дерево он проходит так, словно и нет никакого дерева — только свист стоит да деревья как подкошенные падают.

— Так зачем же ты за меч-то схватился, раз он такой бедовый? — спрашивает Кузя.

— А кто ж знал? Купил я меч у заезжего купца — хотел каменную сосну срубить, что на дороге проросла и торговым людям дорогу загораживала. И вот видишь… — ответил мужик и снова принялся за дело.

— Говоришь, у купца заезжего купил? — спросил Кузя. — Мне с этим купцом поговорить надобно — житья от него никому нет.

Встретишь его — поговори и обо мне, — попросил дровосек. — А то уж сил никаких нет — руки просто отваливаются, плечи гудят, а конца-краю моим трудам и не видно.

Пообещал Кузя и за дровосека слово замолвить и пошел себе дальше.

Снова углубилась песчаная тропинка в густой лес, где только белки на ветвях стрекотали да шишки с сосен на землю падали. Да недолго шел Кузя по этому мрачному лесу. Вскоре деревья поредели и забрезжил свет вдалеке. Лес расступился и кончился, а тропинка все вьется-петляет, между кустов пробирается.