Корнелия Функе - Король воров

— Что? — Риччио отпихнул Моску, который пытался отереть ему кровь с лица. — Чего это ради ты собираешься его извещать?

— Прекрати, Риччио, — резко осадил его Проспер. — Я его отца видел. У такого ты бы и ложечку чайную стащить не осмелился. А уж признаться не осмелился бы и подавно.

Риччио только сопел, прижимая тыльную сторону руки к разбитому носу.

— Спасибо, Проп, — буркнул Сципио. От ногтей Риччио щека у него была полосатая, как зебра. — Тогда до завтра, — пробормотал он, но замешкался и снова оглянулся. — Так вы правда меня известите, да?

Проспер кивнул.

Но Сципио все еще медлил.

— А детектив? — спросил он.

— Слинял, — ответил Моска.

— Что?

— Да это неважно. Мы взяли с него честное слово, что он нас не выдаст, — сообщил Бо, высвобождаясь из объятий Осы. — К тому же он теперь наш друг.

Сципио смотрел на Бо с таким изумлением, что Оса громко расхохоталась.

— Ну, друг — это, допустим, преувеличение, — сказала она. — Ты же знаешь, Бо просто без ума от этого типа. Однако выдать он нас, пожалуй, и правда не выдаст.

— Что ж, раз вы так считаете. — Сципио передернул плечами. — Тогда до завтра.

И он медленно поплелся между рядами красных плюшевых кресел, на ходу поглаживая их спинки и не сводя глаз с усыпанного звездами занавеса. Он брел очень медленно, словно все еще ожидая, что его окликнут. Но никто не окликнул, даже Бо. Тот гладил своих котят.

«Да ему страшно! — понял вдруг Проспер, глядя ему вслед. — Страшно домой возвращаться». Он вспомнил отца Сципио, как тот стоял на самом верху лестницы, за балюстрадой. И ему впервые стало Сципио жаль.

Когда Проспер распахнул дверь, в лавочке Барбароссы оказалось пусто. Колокольчики над дверью яростно зазвенели, и, глядя на них, Бо, как зачарованный, замер на пороге, покуда Оса не подтолкнула его внутрь. За одну ночь на город упала стужа. Ветер давно уже не веял с моря, нет, сухой и пронизывающий, он задувал теперь с гор, подчистую вылизывая мосты и площади. Зима уже не посылала своих предвестников и глашатаев, она явилась в город Луны сама и растопыренной, заледеневшей пятерней шарила по его древнему лику.

— Синьор Барбаросса, — крикнула Оса, выжидательно поглядывая на картину над стойкой. Она, конечно, тоже знала о смотровом глазке, в который Рыжая Борода подглядывал за своими покупателями.

Шторка шевельнулась, и голова Барбароссы высунулась в щель, глядя на них плутоватым взглядом мутных, в красных прожилках глаз. Он громоподобно высморкался в свой пестрый, необъятных размеров носовой платок.

— А-а, на сей раз и малыш с вами. Смотрите только, чтобы он опять чего-нибудь не разбил. Что вы натворили с его ангельскими локонами? Ну-ка, гномик, скажи: «Добрый день!»

— Buon giorno, — буркнул Бо и, прячась за спиной у Проспера, скорчил Барбароссе гримасу.

— То-то же! Buon giorno! Его итальянский звучит все лучше. Заходите! — И Барбаросса нетерпеливым жестом пригласил ребят к себе в кабинет. — Зима, настоящая зима, какого только черта ей здесь понадобилось? Похоже, мир окончательно сошел с ума, — ворчал он, направляясь обратно к своему креслу. — Этот город и летом-то тяжело переносить, а уж зимой… Здешняя зима любого здоровяка способна довести до могилы. Впрочем, кому я все это рассказываю? Детишки ни о чем таком и понятия не имеют. Они не мерзнут, они скачут себе по лужам и даже насморка не подхватят. Снег на голове хоть папахой лежи, а им все нипочем, тогда как нашего брата каждая снежинка приближает к смерти. — С тяжким вздохом, будто он и вправду уже при смерти, Барбаросса рухнул в кресло. — Горло болит, голова болит, из носа течет постоянно, — стонал он. — Отвратительно. Будто ты не человек, а водопроводный кран. — Он поплотнее замотал теплый шар вокруг своей жирной шеи и теперь пристально разглядывал своих гостей поверх кромки носового платка.

— Ни сумки, ни котомки? Что, добыча Короля воров нынче уместилась у вас в карманах?

Бо вытянул руку и потрогал маленького оловянного барабанщика, что стоял на столе у Барбароссы.

— Руки прочь, это ценность! — рявкнул Барбаросса, но сунул Бо лакричный леденец от кашля.

— Мы ничего сегодня не продаем, — заявила Оса. — Граф сказал, что оставит вам для нас письмо.

Бо тем временем развернул лакричный леденец и теперь недоверчиво его нюхал.

— Ах да, письмо графа. — Барбаросса еще раз от всей души высморкался и с трудом упихнул платок в карман жилетки. Жилетка была усыпана крошечными золотыми гондолами. — Его сестра, графиня, вчера передала для вас письмо. Он-то сам в городе редко бывает. — С этими словами Рыжая Борода сунул и себе в рот лакричный леденец, после чего с тяжким вздохом выдвинул верхний ящик стола. — Вот, прошу!

И со скучающей миной он протянул Осе элегантный узенький конверт. На конверте ничего не было — ни кому он адресован, ни от кого. Но едва Оса потянулась за конвертом, Барбаросса отдернул руку.

— Между нами, по-дружески, — заурчал он, доверительно понижая голос, — скажите-ка мне, что вы такое должны были для графа украсть? Очевидно, Король воров выполнил заказ как и подобает, не так ли?

— Возможно, — ответил Проспер уклончиво и в тот же миг ловко выхватил конверт у Барбароссы из пальцев.

— Эй-эй! — завопил Барбаросса, привставая и кулаками упираясь в столешницу. Бо от испуга чуть не подавился своим леденцом. — Да ты и вправду наглец, вот что я тебе скажу! — накинулся он на Проспера. — Тебя что, никто не учил, что со старшими нужно обходиться почтительно? — Тут, однако, он оглушительно чихнул и невольно плюхнулся обратно в кресло.

Проспер ничего ему не ответил. Ни слова не говоря, он сунул конверт во внутренний карман куртки. Зато Бо выплюнул в ладошку наполовину рассосанный лакричный леденец и с прихлопом шмякнул его Барбароссе на стол.

— Вот! Получи обратно! Это чтобы ты на моего брата не орал!

Выпучив глаза, Барбаросса оторопело таращился на липкий леденец.

Между тем Оса с самой обворожительной из своих улыбок склонилась над его письменным столом.

— А с вами-то как обстоят дела, синьор Барбаросса? Вас что, тоже никто не учил, как с детьми надо обращаться?

Рыжая Борода поперхнулся, да так сильно, что лицо его побагровело даже сильнее его носа.

— Да ладно, ладно… Клянусь львом Сан-Марко, больно вы тут все стали обидчивые, — хрюкнул он в носовой платок. — Не понимаю, к чему такая таинственность! Знаете что, раз не хотите прямо сказать, давайте-ка сыграем в угадайку. Я начну, хорошо? — Он почти лег на письменный стол. — Вещь, по которой так тоскует граф, она из золота?

— Нет! — ответил Бо и, ухмыляясь до ушей, покачал головой. — Холодно!

— Нет? — Барбаросса нахмурился. — Дай-ка еще раз попробовать. Серебро?