Сергей Алмазов - Про Стёпу [СИ]

— Ничего. Пусть думают, что это кость…

— А как эта рука будет душить?

— Ну-у-у… не знаю… О! Мы повесим её на верёвочке — прямо на входе. Так, чтобы если дверь открыть — то рука бы прямо в лицо… Подумают, что она прилетела… Ну-ка, стань вот сюда. Я сейчас привяжу.

Соня достала тонкий шпагат, привязала один конец к Чёрной Руке, потом залезла на табуретку и отмерила столько шпагата, чтобы Чёрная Рука была на уровне Стёпиного лица. Второй конец Соня кнопкой прикрепила к дверному косяку сверху.

— Ой, чуть не забыла. Огненные Пасти же ещё…

— Какие огненные пасти?

— Ореховые. У вас не делают разве?

— Нет. А как это?

— Вот. Берётся ореховая скорлупа. Поджигается. Потом она тухнет, но продолжает тлеть. Берёшь её зубами осторожно, чтобы язык не обжечь и начинаешь вздыхать. Воздух будет огонь раздувать и станет видно, что у тебя во рту. Только это надо в темноте делать, конечно… Но ничего. Шторы закроем — и так сойдёт. Главное — вздыхать пострашнее… Надо ещё фонарик проверить.

Наконец все приготовления были закончены. Всадник Без Головы сидел в углу комнаты ссутулившись и напоминал толстого рыбака на зимней рыбалке, у которого давно не клевало и он совсем закунял, опустив голову на грудь. Дохлая Голова бодро торчала на слегка покосившейся швабре, и своим жизнерадостным оскалом напоминала упитанного Весёлого Роджера из пиратских фильмов, прилежно сложившего свои костяные лапки. Коробочка с прахом несчастной рыбки как бы невзначай лежала на столе, и своим безмятежным видом как бы привлекала внимание ничего не подозревающих обывателей, которые должны были в ужасе отшатнуться, узрев зловещее содержимое этой невинной тары. Контраст между наивной простотой упаковки и ужасным содержанием, по мнению Сони, был залогом успеха, и должен был посрамить пресловутый Гроб На Колёсиках из Луна-Парка. Чёрная Рука угрожающе висела и, слегка вращаясь, открывая взору зловещую кость, которая, впрочем, не торчала, а предательски свисала, выдавая бутафорию своей сути. На всё это великолепие с изумлением взирал Глаз. Выйдя из орбиты стакана, он оглядывал диспозицию не мигая и олицетворял собой одновременно ужас и удивление. Глаз, безусловно, являлся вишенкой на торте этого Праздника Страха. Оставалось поджечь свечи и потушить свет.

Соня подожгла зажигалкой две ореховые скорлупки и велела Стёпе поддерживать их тление. Задёрнув, как следует, шторы, Соня помчалась за папами.

— Сейчас придут! — крикнула она спустя полминуты, ворвавшись вихрем в комнату, отчего Чёрная Рука завертелась как волчок и стала похожа на пропеллер.

Ещё через полминуты раздался робкий стук в дверь.

— Входите, — как можно более зловещим голосом процедила сквозь сжатые зубы Соня, стараясь не обжечь язык.

Дверь приоткрылась и дядя Алик, ничего не подозревая, первым попытался проникнуть в Комнату Страха. Из-за его плеча выглядывал Стёпин папа. Дорогу им преградил шпагат, свисавший сверху. Дядя Алик посмотрел вниз и увидел свою перчатку, которая выглядела так, как будто хотела почесать ему живот.

Это был первый прокол. Наши страходелы не учли разницу в росте Стёпы и пап.

— Ну, что тут у вас? — спросил дядя Алик голосом, отнюдь не скованным ужасом, а наоборот — бодрым и весёлым. Он отвёл в сторону шпагат с Чёрной Рукой, пропуская вперёд Сониного папу.

— Х-х-х, — задышали усердно Стёпа с Соней, раздувая меха своих Огненных Пастей.

— Ой, кто это? — спросил театрально испуганным голосом Стёпин папа, первым сообразивший, что их пытаются пугать. В это время щёлкнула кнопка фонарика, и луч света выхватил из сумерек комнаты добродушную ухмылку Весёлого Роджера, совсем не пожелавшего быть Дохлой Головой, а скорее напоминавшего улыбку Чеширского Кота, когда-то умершего от смеха.

— Здесь, наверное, высокое напряжение? — продолжал валять дурака бестолковый дядя Алик.

— Да нет же, мы находимся на пиратском острове. А это, наверное, дикари-каннибалы, — сказал более толковый Сонин папа. Луч света тем временем скользнул в сторону и осветил фигуру Всадника Без Головы.

И на этот раз удача не была благосклонна к демиургам. Вместо того, чтобы осветить Всадника в выгодном ракурсе, сделав акцент на окровавленной шее, круг света сфокусировался чётко на горшке, размыв темнотой остальные — столь важные и ужасающие детали. Не хватало только барабанной дроби для полной аналогии с цирком.

Поняв свою оплошность, осветитель попытался всё-таки исправить положение и нащупать в темноте кровоточащую шею несчастного Всадника. Но тут случилось непоправимое — ноги у горе-всадника разъехались, и он всем своим корпусом повалился вперёд, скрыв окончательно от взоров свою обезглавленную шею и предложив взамен этого свой круглый, плотно набитый тряпками зад, вздыбившийся над зияющей полыньёй ночной вазы.

Провал был, если не полный, то близкий к тому. Надо было срочно спасать положение. Вся надежда была на рыбку. И рыбка не подвела. Как только луч фонарика затрепыхался на коробочке, рыбка честно продемонстрировала все свои бренные останки, ничего не утаив… но и ничем особо не удивив.

Под занавес был представлен и Глаз, который всё это время таращился из темноты, а в самый нужный момент стыдливо отвёл свой зрачок в сторону, и стал похож на простой одуванчик в стакане с водой.

На этом представление было окончено. Шторы были раздвинуты, артисты склонились в глубоком поклоне, смущённо улыбаясь и щурясь от света. Почтеннейшая публика была невзыскательна и не скупилась на аплодисменты и возгласы «Браво». После этого Стёпа с папой засобирались домой, а Соня выбежала на крыльцо их проводить.

— Муся, Муся ты где? — крикнула она, попрощавшись со Стёпой и папой.

Тут из стайки мух, облепивших что-то, не очень аппетитное неподалёку от дома отделилась одна небольшая муха и подлетела к Соне.

— Мусечка! Иди ко мне, моя хорошая. Ты что там делала? Ела каку? Ай-яй-яй… Нельзя… А спатки ещё не хочешь? — слышали Стёпа с папой, удаляясь от дома.

Когда шли обратно, папа был весь погружён в свои мысли. Стёпа даже не решался его спросить — о чём он думает. Проходя мимо ручейка, Стёпа опять увидел стайку комаров. Судя по всему, это было их излюбленное место.

— Папа, смотри — комары. Вот здесь я вчера их… Ну, в общем, поужинал.

— Да, действительно — комары, — прервал свои размышления папа. — А что, давай подкрепимся, что ли?

И папа смело пошёл прямо, в самую гущу. Войдя в облачко из комаров, он стал шлёпать языком направо и налево, пытаясь захватить добычу. Однако делал он это так не проворно, что остался не солоно хлебавши. Наконец он зацепил одного комарика, но вместо того, чтобы отправить его себе в рот — промахнулся и залепил языком очки. Стёпу это очень развеселило, а папа сконфуженно стал протирать очки, бормоча себе под нос что-то невразумительное. Потом, вспомнив совет дяди Алика, он спрятал очки в карман. Это было так непривычно… Папа прищурил глаза и стал похож на крота, который только что вылез из норы и был, вдобавок, покусан пчёлами.