Уильям Николсон - Песнь Огня

Жена улыбнулась ему из свертка одеял.

– Я и впрямь чувствую себя ребенком.

Пинто шла рядом, по другую сторону волокуши, и стыдилась своего небольшого мешка. Отец не разрешил нести больше. Вести в поводу вторую лошадь тоже не дал: мол, маленькая еще. По годам, может, и маленькая, а вот в душе не младше других, а то и старше! И вообще, Бомен и Кестрель ушли, и Пинто уже не младший ребенок, а старший. Единственный. Теперь все должно быть по-другому.

Навстречу мантхам с гор спускались другие путники.

– Нашли время идти в горы! – удивлялись они. – Зима же! И небо горит.

Некоторые советовали еще настойчивее:

– Поворачивайте! Через горы нет пути. Спускайтесь на побережье и плывите по морю, раз уж вам так приспичило.

Несмотря на эти слова, чувство родины грело лицо Аиры Хаз и уверенность пророчицы с каждым шагом росла.

– Мы идем на север. Путь найдется.

У быстрой ледяной реки мантхи остановились, чтобы напоить животных и наполнить фляжки. Ролло Клин еще хромал, но шел наравне с остальными. Труднее приходилось госпоже Холиш. Едва объявили стоянку, бедняжка села, где стояла, и больше с места не сдвинулась.

Креот тихо сказал Анно Хазу:

– Нужно ей помочь. Госпожа Холиш хорошая женщина, но идти ей куда сложнее, чем всем нам.

Анно был с ним согласен. Дальше тропа станет еще круче, и госпожа Холиш будет всех задерживать.

– Сделаем вторую волокушу. Пусть составит компанию моей жене.

Таннер Амос и Мико Мимилит отправились в лес за шестами, Рада Вармиш вытащила из узла кусок шатровой ткани. Анно отвел госпожу Холиш в сторонку.

– Моей жене тяжело, – объяснил он, – лежать в свое удовольствие, когда остальные идут пешком. Пусть видит, что не она одна такая! Мы сейчас сделаем вторую волокушу – для тех, кому нужно передохнуть, и я прошу вас воспользоваться ею первой.

– Ах, нет, я не хочу сидеть, как королева! Даже не думайте! Я пойду сама. Пусть лучше отдохнет бедный Ролло.

– Ролло должен двигаться, чтобы все зажило правильно. Кроме того, меня беспокоите не вы, – Анно понизил голос, – а Креот. Помните, как он нес вас по дороге в Доминат? И теперь клянется, что понесет снова. А вы посмотрите, какой перед нами путь! Креот не выдержит.

– Я ему не позволю! Ни за что!

– Он настроен очень решительно. И моей жене неудобно. Вот если бы вы согласились лечь на вторую волокушу, то оказали бы всем большую услугу.

– Что ж… Раз такое дело, признаюсь, ваша семья всегда была добра ко мне. Я готова помочь, чем смогу!

В итоге, когда колонна снова тронулась в путь, госпожа Холиш поехала на волокуше рядом с Айрой. Когда их особенно сильно встряхивало, женщины переглядывались и морщились.

Все утро, пока зимнее солнце оставалось за спинами, мантхи шли по извилистой тропе. К полудню тропу обступил лес, склон стал круче, а повороты – чаще. Иногда в просветах между деревьями, совсем рядом, виднелся следующий поворот. Правда, путники знали: до него еще идти и идти. Только горные козлы, что, замерев как статуи, щурили на людей глаза-щелочки, могли перепрыгнуть с одного изгиба тропы на другой. Мантхам и их животным такое было не под силу, вот они и петляли вместе с дорогой.

Мампо по-прежнему шел впереди, в компании Бека Клина. Молодые мужчины зорко всматривались в густой лес по бокам и впереди. Путников в этих местах почти не было, и приходилось остерегаться не грабителей, а диких зверей. В деревне говорили, что тут водятся рыси, которые прячутся на ветках и прыгают на жертву сверху, а также волки. Мампо вспомнил волков из давнишнего путешествия с Боменом и Кестрель. Тогда Бо говорил с волками, они его понимали. А сейчас Бомена не было…

Мампо содрогнулся от страха, но тут же взял себя в руки. Да, Бомена нет. Он, Мампо, должен его заменить. Кестрель тоже ушла. Нужно найти смысл в жизни без нее. Мампо и сам не понимал, что перенести потерю ему помогают новые заботы и ответственность. Из друга ведомого, последнего в строю, Мампо превратился в того, за кем идут.

Перемена в Мампо не ускользнула и от Сирей. Теперь она часто догоняла его, чтобы поговорить о Бомене, о том, как они нашли голос Поющей башни, а особенно о том, что произошло в Чертогах Морах. Мампо старался отвечать на все вопросы, хотя многое уже стерлось из памяти.

– Так Бомен подошел к Морах?

– Да. И мы тоже.

– Он до нее дотронулся?

Мампо со стыдом вспомнил страшную радость, охватившую его в рядах заров. Но где был Бомен?

– Не знаю. Может, и дотронулся.

Перед глазами Мампо снова поплыли бело-золотые мундиры и красивые, улыбающиеся лица юных заров. Гремел оркестр, и зары пели песню, в которой было всего одно слово: «Убей, убей, убей! Убей, убей, убей!»

Вот и Кестрель. Оцепенев, смотрит на него… Да, конечно! Бомен тоже маршировал, держа меч наголо.

– Да. Морах его коснулась. Бомен был предводителем.

– Чьим?

– Прекрасных юношей и девушек. Воинства Морах. Заров.

Сирей задумалась.

– Потом мы сбежали, – добавил Мампо.

Как именно, он уже не помнил. Прошло столько лет…

– А теперь, – медленно произнесла Сирей, – Бомен ушел к Певцам, чтобы убить Морах.

– Да, вроде так. Вернется ли он?

– Вернется. Я точно знаю, – ответила Сирей. – А иначе легла бы прямо на дорогу и умерла.

– Ты так сильно его любишь?

– С Боменом мое будущее. А пока время остановилось.

Мампо удивился: как просто она это сказала! И так уверенно… Поговорить бы с ней о Кестрель – хотя нет, не стоит. «Я для Кестрель слишком глуп, – подумал он, – и таким останусь. Только другим этого знать не нужно».

Краем глаза Мампо заметил в лесу какое-то движение. Посмотрел на глубокие тени под деревьями – ничего. Отвернулся – опять что-то мелькнуло. Волк, это точно. Огромный серый хищник. Из тех, что бесшумно выслеживают добычу и выжидают.

Ничего не говоря, Мампо приотстал, чтобы рассказать о своих опасениях Анно. Анно тут же отрядил Таннера Амоса, Бека Клина и Мелеца Топлиша следить за лесом вдоль всей колонны.

На обед решили не останавливаться: зимний день короток, поесть можно и вечером. У каждого была фляжка с водой, чтобы утолить жажду, а маленьким детям на ходу давали лепешки. Лоло Мимилит от лепешки отказался – мол, он уже не ребенок, ему двенадцать, как Пеплар Вармиш. Мо, младший брат Лоло, тоже отказался. Правда, потом мать снова незаметно дала ему лепешку, и мальчик с благодарностью ее съел. Пинто не захотела повторять за Мимилитами и взяла свою долю, но решила отдать ее госпоже Холиш. Руки толстухи лежали под одеялом, привязанные к волокуше, поэтому, когда Пинто поднесла ей лепешку ко рту, женщина ничего не могла поделать. Госпожа Холиш открыла рот, только чтобы сказать: «Нет, спасибо», и вдруг непостижимым образом откусила кусочек. Теперь отказываться уже не было смысла, и она со слезами на глазах сжевала всю сладкую лепешку.