Сборник - Северные сказки

Бурундук говорит:

– Вдвоем будет лучше. Ты большой, неуклюжий. А я маленький, ловкий. Я буду сторожить, когда ты спишь: вдруг какая опасность идет.

– А я никого не боюсь, – говорит медведь.

– Тогда вместе будем орехи собирать.

Медведь поднял свою большую голову – уши и те больше всего бурундука:

– Орехи, говоришь?

– Да, орехи, – торопливо ответил бурундук и тут же добавил: – И ягоду будем вместе собирать.

– Ягоду, говоришь? – спросил медведь.

– Да, ягоду, – торопливо ответил бурундук и тут же добавил: – И муравьев будем вместе ловить.

– И муравьев, говоришь? – медведь поднялся, сел. – И орехи, и ягоду, и муравьев, говоришь?

– Да, и орехи, и ягоду, и муравьев будем вместе добывать.

Медведь доволен. Отвечает:

– Я согласен с тобой дружить.

Бурундук нашел себе друга. Большого, сильного. Теперь ему никто не страшен.

Быстрый бурундук находит богатые ягодные поляны и кусты кедрового стланика, сплошь усыпанные шишками. Медведь только и знает, что ест: силу набирает.

Вскоре медведь ожирел так, что стало ему трудно ходить. Он теперь больше отдыхал. И лишь изредка повелевал:

– Эй, бурундук, принеси мне брусники.

Или:

– Эй, бурундук, почеши мне спину.

Наступила осень. Впереди зима, долгая, холодная. Бурундук забеспокоился:

– Слушай, медведь, скоро зима – надо делать запасы.

Медведь говорит:

– Делай, бурундук, запасы, – а сам как лежал, так и лежит.

Бурундук сделал запасы. Медведь же залег в берлогу, подложил под голову лапу и заснул.

Спал медведь месяц, спал другой – проснулся. Говорит бурундуку:

– Подай-ка, друг, орехи.

Бурундук накормил медведя. Тот, сытый, снова уснул. В конце зимы просыпается медведь. И снова говорит бурундуку:

– Подай-ка мне орехи и ягоду.

Медведь съел все запасы, не оставил бурундуку ни одной орешины, ни одной ягодки. Едва дотянул бурундук до весны.

Когда снег растаял, проснулся медведь. Потянулся довольный и сказал бурундуку:

– А хорошо мы с тобой, братец, перезимовали!

Потом похвалил бурундука:

– А ты, малыш, молодец! – И погладил лапой по его спине. Так и остались на рыжей спине бурундука пять черных полос – следы медвежьей дружбы.

Вышел медведь из берлоги и тут же забыл о своем маленьком друге. Вокруг много сладких кореньев, и медведь только и делал, что копал их своей сильной лапой и чавкал на весь лес от удовольствия. У бурундука же только сил и хватило, чтобы вывалиться из берлоги. Долго лежал он на сухой траве, подставив солнцу свою полосатую спину.

Вот тут-то и пролетала кедровка. Она тоже зимовала в лесу. Трудно ей пришлось: снег завалил орехи, а запасов делать кедровка не умела. Таежная птица несла в клюве шишку – нашла где-то.

Увидела кедровка бурундука – пожалела. Хоть сама была голодна, отдала шишку.

Съел бурундук орешек – шея окрепла. Съел второй – спина окрепла. Съел третий – ноги окрепли. Съел всю шишку – почувствовал, что может идти.

Пошел бурундук по лесу. Скачет от дерева к дереву, от куста к кусту. Заглядывает под коряги и валежины, в расщелины и норы. Нашел прошлогодние орехи. Поел сам да поделился с кедровкой.

С той поры и дружат маленький лесной зверек бурундук и маленькая птица кедровка.

Каждую осень, когда созревают орехи, кедровка летает по всему лесу, собирает шишки. А бурундук шелушит, делает запасы себе и кедровке.

Прослышали горностай и лиса о том, что бурундук больше не дружит с медведем, обрадовались, решили съесть. Но не тут-то было. Как бы тихо ни крались горностай и лиса, заметит их зоркая таежная птица. Крикнет кедровка, бурундук прыг с ветки и – в нору. А когда на кедровку нападает какой враг, проворный бурундук вцепится ему зубами в шею. И так вместе – кедровка острым клювом, бурундук зубами – прогонят маленькие друзья своих врагов.

И медведю теперь не сладко: у него нет запасов. И чтобы не умереть с голоду, он только и знает: всю зиму сосет лапу.

На севере Ых-мифа есть залив, отделенный от Пила-керкка – Охотского моря – песчаной косой. Это лагуна. Лагуна как лагуна: в ее чаше есть глубокое русло, в которое во время прилива вливается морская вода, а в отлив она бурно выливается обратно в море через узкий пролив; в лагуне есть и обширная отмель, она простирается к западу от голубого русла, постепенно переходя в пологий берег. Отмель вся заросла морской травой.

Когда ты поедешь ставить сети, не ставь их на мелководье. Здесь не поймаешь ни кеты, ни тайменя. Сети забьет морская трава, а нижние ячеи – камбала. И не простая гладкая, а звездчатка. Она вся покрыта колючими наростами, похожими на бородавки. Эта камбала обычно ложится на дно лагуны, плавниками накидает на себя ил, и ее не видно.

А глянешь туда, где глубоко, – увидишь на поверхности воды черную круглую голову тюленя. Она поворачивается влево, вправо, большие блестящие глаза словно ищут кого-то. Тюлень долго ищет, не находит, ныряет в глубь залива, но вскоре опять появляется на его поверхности, поворачивает голову влево, вправо.

Некогда звездчатка была похожа на других камбал. И ей это не нравилось. И поплыла она искать, с кем бы посоветоваться, как быть не похожей на остальных камбал.

Встретилась с навагой:

– Навага, навага, ты пришла в наш залив из дальних вод. Тебе не страшен даже седьмой вал. И ты видела много. Скажи мне, как сделать, чтобы не походить на остальных камбал?

Видавшая виды навага удивилась вопросу камбалы, покачала головой, вильнула тонким хвостом и ушла в глубину.

А камбала обращалась и к корюшке, и к тайменю. Но никто не мог помочь ей.

– Я помогу твоему горю! – сказал тюлень. – Только чур и ты поможешь мне.

– Конечно же! Конечно же! – обрадовалась камбала, подплыла к тюленю, погладила плавниками его усы.

В то давнее время тюлень был весь черный, и его можно было заметить далеко во льдах. А у тюленя, известно, много врагов: медведь, орел, лиса…

Тюлень принялся мазать камбалу потайной глиной. Долго и старательно делал он свое дело. Только и было слышно, как он сопит от усердия. На хвост камбале тюлень перенес веер северного сияния, плавники окрасил в цвет тихого заката над августовским заливом.

Камбала любуется собой – не налюбуется. Повернется то одним бочком, то другим, проплывет то под волной, то у самого дна.

Тюлень ждал, ждал, кое-как дождался, когда угомонится камбала.

– Теперь ты принимайся за меня, – говорит тюлень. – Я черный, и меня далеко видно во льдах. Сделай меня серым, чтобы я был незаметен и во льдах, и на берегу.

– Мигом я это сделаю, – сказал камбала и стала мазать тюленя белой глиной.

Но у камбалы не было столько усердия, сколько у тюленя. Да и спешила она к своим сородичам, чтобы показать себя. Она нанесла несколько пятен и отстала.