Хель - Северные сказки

Каждое утро в этой северной стране дышит холодом. Уползающая ночь оставляет за собой кляксы инея, тающего под первыми лучами солнца. Хмурые облака разбегаются в стороны, всякий раз возвращаясь под вечер, но утром они все еще бессильны против живительного тепла, ласкающего землю.

Маленькая деревушка спряталась среди холмов: всего пара десятков домов, половина из которых беспощадно опустела несколько месяцев назад. Война не щадит ни старых, ни малых: она приходит из ниоткуда, забирает тех, кто ей нравится, и играет с ними до той поры, пока они не надоедают ей. Счастливы ли те, кому удалось выбраться из невозможно острых когтей богов зимы? Забудут ли они когда-нибудь огромные поля, усеянные мертвыми? Затихнут ли в их ушах крики и стоны вперемешку с издевательским смехом бессмертных, реющих над измученными солдатами черными птицами?

В деревне давно привыкли к войне. Мальчики рождаются здесь для того, чтобы, едва возмужав, взять в руки отцовский меч, нацепить дедовы сапоги и, задрав подбородок, воодушевленно отправиться за три реки, за четыре моря. Кое-кто возвращается, конечно, но уже стариком, даже если при этом ему только-только исполнилось восемнадцать весен.

Привычные к потерям и расставаниям, женщины деревни неспешно обсуждают каждое утро у колодца свои дела, обмениваются новостями, привезенными старейшиной: тот каждый месяц на несколько дней ездит в соседний городок для обмена глиняной посуды на съестные припасы. За холмами море, в котором полно рыбы, но земля вокруг неплодородная, да и леса давно опустели, оленя там теперь днем с огнем не сыщешь. Зато голодных волков становится все больше, и они уже совсем не боятся кусачих факелов.

Женщины замолкают, едва мимо них проходит Ингрид: волосы небрежно разбросаны по плечам, подол платья испачкался в грязи, в руках - корзина, полная трав. Ингрид - знахарка, но местным жительницам больше нравится называть ее ведьмой. Ингрид не против и только улыбается, слыша за спиной сплетни и шепот. Пусть, с нее не убудет.

Ингрид встает рано, еще раньше всех остальных. Дел у нее много, со всеми надо успеть справиться: зима близко, чем больше запасов сделаешь, тем лучше проживешь эти суровые месяцы. Вот-вот выпадет первый снег, а ведь надо еще набрать трав да наделать потом из них отваров и мазей, за которыми непременно прибегут соседи: у кого-то прихватит спину, у кого-то - шею, кто-то станет мучиться несварением от однообразной зимней пищи. Ингрид помогает всем, ей несложно. А вот в оплату принимает только серебряные и золотые монеты, хотя жители время от времени пытаются вручить ей петуха или вяленой рыбы.

У Ингрид темные волосы и глаза, и многие думают, что мать ее согрешила с заезжим колдуном, исчезнувшим после единственной же ночи, проведенной в деревушке. Ингрид снова никого не разубеждает, да и зачем? Все равно не поверят.

Мать Ингрид живет далеко. Несколько зим назад она, поддавшись на уговоры сестры, перебралась на юг, устав от бесконечного холода и серых дней. Она звала Ингрид с собой, долго упрашивала, но та отказалась, сославшись на то, что дом ее только здесь и нигде больше. А после долго смотрела в кадку с водой, водила по гладкой поверхности кончиками пальцев, едва касаясь. Искала свою судьбу.

Когда война снова обратила слепые глаза к деревне, матери принялись прятать своих мальчишек: в домах почти не осталось взрослых мужчин, а князь севера требовал, чтобы каждая семья предоставила кого-то, способного удержать оружие.

Ингрид идет мимо старого, покосившегося дома с наглухо заколоченными ставнями. В этом доме жил глухой Торвальд с невесткой и десятилетним внуком. Когда старейшина постучался к ним, Торвальд не дал Брюн и слова сказать, сам вышел вперед и стукнул копьем об землю. Ингрид видела, что копье едва не вылетело у старика из руки при этом движении, но и глазом не моргнула, ничего не произнесла. Да и что тут скажешь?

Ингрид идет дальше и смотрит еще на один дом, самый богатый в их деревне. Он принадлежит Гантеру, местному купцу, славному и отзывчивому малому. У него семь сыновей.

Ингрид качает головой.

У него было семь сыновей, и всех их он раздал богам и князьям, свято веря, что именно для этого они с женой и были благословлены детьми.

Ингрид не понимает Гантера, но не ей его судить.

А вот и ее собственный дом. Маленький, аккуратный, с плющом, спускающимся с крыши и обнимающим ставни. Ингрид стучит калиткой, придирчиво проверяет, все ли куры на месте, и поднимается по ступеням крыльца. Заходит внутрь, ставит корзину на пол и только тогда позволяет себе выдохнуть.

Прерывисто и почти со слезами.

У Ингрид нет отца - он погиб в море, воюя с суровым весенним богом, наславшим безудержные волны на три утлые лодки, заполненные рыбой. У Ингрид нет братьев - и старший, и младший слишком любили охоту и смешливую богиню-покровительницу, которая однажды забрала их в свою вечную осень. У Ингрид нет мужа - ее ровесники погибли, сражаясь за князя, а те, кто мог бы вырасти и посвататься к ней, не успевали это сделать.

У Ингрид нет никого, чтобы отпустить на войну, и поэтому Санса, названная сестра ее, взяла в руки щит и меч, когда старейшина с сомнением заглянул в окошко дома, стоящего на отшибе. Ингрид вскинула голову, вопросительно глядя на женщину, та ответила ей еле заметным кивком. А потом попросила заплести косу.

Ингрид смотрит на костяной гребень, в зубьях которого еще сохранились светлые волосы.

Санса появилась в деревне пару зим назад. Израненная, покрытая своей и чужой кровью, в пробитых доспехах, безоружная, она чуть слышно постучалась в дверь того дома, до которого сумела добраться, а потом свалилась на пороге, потеряв сознание. Ингрид не думала ни мгновения перед тем, как затащить ее внутрь, в тепло. И ни тогда, ни после ни разу не спросила, враг ли им Санса или друг.

Много трав, много отваров, много произнесенных в ночи слов использовала Ингрид, чтобы вылечить Сансу, снять лихорадку и зашить раны, нанесенные чьим-то острым клинком. Пришлая гостья почти месяц металась в бреду, странные слова на чужом языке срывались с ее сухих потрескавшихся губ; она часто хватала Ингрид за руку и молила о чем-то, блестя зелеными глазами, но Ингрид не понимала мольбы и только улыбалась, кладя прохладную ладонь на пылающий лоб гостьи.

Выздоровление пришло весной, когда богиня-охотница в порыве неожиданной щедрости позволила оленям выйти из чащи, чтобы накормить своей плотью измученных долгой зимой крестьян. Глаза Сансы, открывшиеся утром, не оказались подернуты дымкой лихорадки. Впервые тогда Ингрид назвала ее по имени и открыла свое, не тревожась по поводу злых духов. Ей ли бояться?