Хель - Северные сказки

Рука снова болит, Санса морщится, давя желание отрубить ее собственным мечом. Осторожно, стараясь не разбудить Ингрид, Санса встает и босиком выходит из комнаты, едва накинув рубашку, но не забыв прихватить кинжал со стола.

На улице тихо. Предрассветный час дарит покой самым неугомонным: скоро снова займется день, в котором будет великое множество дел.

Санса уходит на задний двор, заваленный мешками, обрубками бревен и бочками с остатками еды. Там дурно пахнет, но это не мешает Сансе пройти к дальней стене и усесться на землю, подвернув под себя ноги.

Небо светлеет, медленно и верно. Санса задумчиво смотрит на него и на звезды, терпеливо дожидаясь, пока они встанут в нужное положение. Затем берется за кинжал и заносит его над открытой ладонью.

Острие взрезает кожу, вспарывает ее по линиям жизни и смерти, выпускает наружу кровь. Санса морщится, выдыхая, и не останавливается, ведя кинжал дальше, по черным набухшим венам, и кровь, что принимается медленно выходит из них, черная и густая. Она не капает – она падает на землю сгустками, и Санса без особого удивления смотрит, как сгустки эти превращаются в черный лед, который и не думает таять в южном тепле.

Санса бережно кладет кинжал на землю и следит за тем, как затягиваются порезы. Дурная кровь вышла, правда, ненадолго: скоро придется повторить эту процедуру, если не найдется способ очиститься полностью.

Способ есть, конечно. Санса склоняется над черным льдом, собирает его пригоршнями, смешивает в одну кучу, а затем выдавливает из раненой ладони еще одну каплю чистой крови. Капля эта падает в черноту льда, и тот начинает неспешно дымиться. Дым его, на удивление, совсем не темный, а молочно-голубой.

Санса выдыхает снова, и на этот раз выдох срывается с губ зримым паром, осевшим к ногам. На заднем дворе таверны, в разгар южной жаркой ночи, становится так холодно, что дрожь пробивает тело. Санса обхватывает плечи руками и вскидывает голову, едва из сгустившегося дыма выступает навстречу ей размытая фигура.

Это женщина. Высокая и статная, она смотрит на Сансу льдистыми глазами, в которых нет ни единого проблеска доброты. Светлые волосы рассыпаны по белой шубе, укутывающей плечи. Женщина выглядит так, словно пришла из страны вечного холода, и в подтверждении этому мелкие снежинки кружатся рядом с ее лицом, а зримый ветер ласкает мех неведомого зверя.

Санса кривит сухие губы и говорит, не вставая:

- Здравствуй, мама.

Ветер воет, а женщина холодно улыбается в ответ.

- Здравствуй, Санса, - отстраненно отвечает она.

Черный лед заканчивает тлеть, и дым впитывается в фигуру женщины, окончательно ставшую осязаемой.

Санса передергивает плечами.

Властительница вечных слез – так люди зовут ее мать.

Властительница вечных слез – так зовет ее и сама Санса. И слезы эти застывают черным льдом на щеках.

Уже слишком давно.

Зима в южные земли тоже заглядывает. Редко, но приезжает она на своих ледяных санях, распрягает дышащих холодом коней, и ступает на горячую землю. А там, где коснулась травы ее нога, проступает ледяной узор, разбегающийся во все стороны.

Зима на юге если и приходит, то жестокая. Не дает она жителям опомниться - налетает, безумная, и северные ветры воют за ее спиной, развеваясь плащом.

Зима стучится в двери и окна, а если кто по недоразумению откроет ей, то ворвется она, беспощадная, в натопленные комнаты, выморозит все, до чего дотянется, покроет синевой щеки и выбелит инеем волосы.

Зима на юге пользуется колдовством, и жители теплых земель с ужасом думают о ней. Она приносит с собой застывшие слезы и осколки ледяных сердец, которые разбрасывает тут и там. Кому не посчастливится наступить на такой осколок, тот ходит дальше всю жизнь с застывшей душой, а зима радуется очередному слуге: когда их наберется достаточно, армия холода заберет себе все земли на севере, юге, западе и востоке. Час этот близится, потому что все чаще люди сами себе вымораживают душу.

Тонкая полоска света проступает над горизонтом, но до полного рассвета еще далеко. Санса сидит, не двигаясь, и смотрит на зимнюю ведьму, от которой убежала когда-то. А вот теперь пришлось вернуться.

Не в первый раз.

Санса помнит, что они с Ингрид уходили от зимы к солнцу. А теперь получалось так, что прибежали обратно. Санса думает о том, что она обманула Ингрид, пообещав тепло, но взгляд падает на покрытую черной засохшей кровью руку.

Чернота двинется дальше, если что-то не предпринять. Если не заключить сделку, от которых Санса давно пытается убежать. Но ее мать знает, что дочь станет возвращаться к ней, так или иначе. Колдовство - вещь заманчивая, а черное колдовство - еще и опасная.

"Ты что-нибудь скажешь мне, или я пришла напрасно?" - со звенящим смехом интересуется Зима. Глаза ее блестят, но Сансу трудно обмануть: ее мать редко смеется потому, что ей весело. Она просто думает, что улыбка делает ее человечной.

Санса помнит, что ее мать не человек. Кто же тогда она сама?

"Исцели меня", - Санса протягивает руку ладонью вверх, почему-то надеясь, что Зима выполнит просьбу просто так, не прося ничего взамен для себя.

Напрасно: Зима насмешливо смотрит на Сансу и качает головой. Снежинки срываются с ее волос и медленно падают на землю.

"Что ты дашь мне за это? - интересуется она и добавляет неспешно: - Я слышала, ты вернулась в эти земли не одна. Ее сердце правда такое горячее, даже несмотря на то, что она родилась на севере?"

Санса молчит, но внутри у нее воет буря, кидающая желудок из стороны в сторону.

Конечно, мать знает о Ингрид. Здесь не ее владения, однако слуги у нее повсюду, Зиме не составляет труда иногда посматривать на мир чужими глазами.

"Ингрид моя", - тяжело говорит Санса, наконец, и Зима удивленно смотрит на нее.

"Неужто ты сама хочешь забрать ее сердце, дочь?" - с оттенком любопытства интересуется она, и Санса прикрывает глаза.

Она родилась среди огня. Зима хотела властвовать на юге безраздельно, и ей показалось, что дочь, выращенная среди песков, будет отличным подспорьем в достижении цели. Санса никогда не знала своего отца, а мать видела только в те ночи, когда становилось совсем холодно. Долгое время она считала, что сирота, пока, наконец, Зима не пришла к ней и не забрала с собой, чтобы обучить.

Санса помнила все то, что делала, и не гордилась этим, лишь иногда пытаясь оправдать себя непониманием, что к чему. В конце концов, ей было лишь пятнадцать, и мир делился на черное и белое, не допуская полутонов. А мать умело играла этими цветами, меняя их местами и заставляя Сансу верить, что так оно и должно быть. Мало хорошего Санса сделала тогда, ей нечем гордиться, но это ее прошлое, и она не должна его забывать.