Хель - Северные сказки

Санса осталась в деревне, когда выяснилось, что ей некуда идти. Ингрид была только рада компании: слишком много времени провела она затворницей, слишком много молчала, слишком много закрывала глаза, чтобы не видеть и чтобы не видели ее. Санса рассказывала ей о далеких странах, где каждый день солнце и тепло, о море, в котором можно плавать и не бояться зловредных русалок, о людях, которые видят, как взрослеют их дети. Ингрид слушала жадно и все выспрашивала подробности, пока однажды Санса не сказала, что заберет ее с собой, чтобы показать все это. Тогда Ингрид испугалась, и больше они не говорили о том, что все еще оставалось слишком далеко от северных земель.

Санса постоянно была рядом, и вскоре Ингрид уже не понимала, как раньше жила без нее. Любопытствующим соседям она сказала, что это дочь ее тетки, приехавшая погостить: незачем кому-то знать о доспехах, надежно спрятанных теперь в сундуке.

Однажды ночью Ингрид проснулась от чужого взгляда, и нож в ее руке очутился раньше, чем первая здравая мысль пришла в голову. Острие его уперлось в горло Сансы, склонившейся над кроватью. Смутные тени скользили по лицу названной сестры, чернили глаза, заостряли черты. Светлые распущенные волосы упали с голых плеч влажной волной: за окном стучался дождь. Видно, Санса выходила на улицу.

"Я ведьма", - сказала Ингрид тревожным шепотом. - "Я наведу на тебя порчу".

Она выставила вперед вторую руку, желая оттолкнуть Сансу, но ладонь наткнулась на голую грудь и отдернулась назад. Странный вздох поколебал воздух.

"Я знаю", - глухо отозвалась Санса, пальцами обхватывая лезвие так, словно собралась его сломать. Ингрид дернула нож на себя, и теплые капли крови с взрезанной ладони обожгли губы. В тот же миг Санса поцеловала ее, крепко, яростно, языком пробивая все возможное сопротивление. Вкус железа наполнил собой ночь, когда Ингрид сдалась без боя, выбрасывая нож и обнимая Сансу за плечи.

Многое она позволила тогда своей названной сестре. Гораздо больше, чем должна была бы. И ни разу об этом не пожалела: у Сансы были теплые руки, верные слова и отчаянное сердце, полное любви. Ингрид не хотела отпускать Сансу на войну, но и привязать ее к себе не смела.

"Возвращайся с щитом", - спокойно сказала она ей, щуря глаза от поднимающегося солнца. - "Я буду ждать тебя".

И Санса обещала вернуться.

Она ушла утром, как и все остальные. Ингрид обняла ее, неловко и неумело, смотря, как плачут матери и бабки, отпускающие детей на войну. Санса дышала ей на ухо, чуть сгорбившись, потому что была немного выше, и что-то говорила, но Ингрид не слышала. И не слушала.

Она не сказала ей тогда "прощай", не сказала и "до свидания", а просто стояла и смотрела вслед, выжигая на сердце новый шрам.

Ингрид хотела бы верить, что Санса вернется, но все любимые ее уходили в закатную страну, выбирая объятия мертвого бога.

С той поры прошло много времени. Ингрид ведет счет дням, оставляя зарубки на дверном косяке: скоро она перестанет дотягиваться, и тогда придется портить второй косяк. Мать наказала бы ее за это, но матери нет, Ингрид одна и сама себе хозяйка. Она выходит на дорогу, ведущую к морю, каждое утро. Встает на распутье и до боли в глазах всматривается вдаль. Ждет. Верит. Не хочет сдаваться.

Зима тянется невыносимо долго. В этом году она особенно холодна: дуют безжалостные ветра, пробирающиеся под одежду, валит снег, заносящий дома, боги равнодушно замораживают воду в колодце, и каждый день приходится растапливать лед, чтобы было, что пить. Ингрид не страшно: запасов в ее доме хватит на две таких зимы, а от любых хворей на полках, что приколочены к стенам, стоят горшочки и плошки с травами, мазями и настоями. Слабость тела будет побеждена быстро, но как быть со слабостью духа? Ингрид отвыкла быть одна, ей тяжело даются ночи, наполненные бессонницей. Перед глазами встают сплетенные в горячих объятиях тени, до слуха доносится далекий шепот и признания, а иногда - и откровенно бесстыдные слова, распаляющие сердце и пускающие жар по телу. Иногда жар этот добирается до ног, и тогда Ингрид уже не может остановиться, да и не хочет этого. Она извивается на кровати, снова и снова произнося заветное имя, желая, чтобы руки, доставляющие удовольствие, оказались бы чужими, а после, наконец, крепко засыпает, думая о том, что только так и может изгнать зловредного беса, мешающего ей видеть сны.

Санса никогда не приходит в сны Ингрид, разве что мнится далекой тенью на краю земли, сражающейся с полчищами демонов. Ингрид не чует беды, сердце ее спокойно. Она гадает тревожащимся соседкам на их детей, иногда ободряет, иногда печалит, но никогда не пытается предсказать будущее себе.

Весна врывается в деревню верхом на свежем ветре, пахнущим рыбой. Она дышит теплом на дороги, сдувает шапки снега с крыш, растапливает грязь и щекочет воробьев, заставляя их громко чирикать. Ингрид убирает в чулан надоевшую шубу, чистит тяжелые сапоги и отправляет их следом. У соседей кричит ребенок: он, как и все, радуется тому, что ночи, наконец, станут короткими, а дни - теплыми.

Весенние утра совсем не такие, как зимние. В них хочется просыпаться, в них хочется верить. И Ингрид с невесть откуда взявшимися силами снова и снова выходит на дорогу. Однажды она уже собирается уходить, выждав много дольше, чем обычно, как вдруг что-то заставляет ее обернуться еще раз, последний.

Санса.

Запыленная, уставшая, она вырывается из утреннего марева, тоскливо плывущего над полем, и уверенно шагает прямо к Ингрид, прижавшей руки к сердцу. Мгновения до объятий, пахнущих костром и кровью, кажутся вечностью, и вот уже Ингрид слышит далекий всхлип, который, наверное, принадлежит ей самой. Только тогда она понимает, как больно ей было ждать.

Никто из них не говорит ни слова, ни полслова, будто бы так они спугнут ту удачу, что позволила им увидеться вновь. Санса целует Ингрид в шею, и губы ее колючие, а дыхание обжигает. Растрепавшаяся коса, переплетенная десятки, сотни раз, держится лишь благодаря выцветшей ленте, которую Ингрид повязала Сансе много дней назад.

Чуть приоткрыв глаза, Ингрид видит, как вдалеке появляются серые тени. Они колеблются под напором северного ветра, и рваные одежды их мнятся туманом, пришедшим с тех болот, что расположены совсем в другой стороне. Растрепанные волосы обрамляют пустые лица, в глазах нет жизни, а тела насквозь просвечены подступающим из-за спины Сансы солнцем.

Призраки вернулись домой, идя следом за той единственной, кто сумел выжить.

Ингрид пятится назад, увлекая Сансу за собой, зная, что надо успеть закрыть дверь в дом до того, как мертвые поселятся в нем. Пусть они идут дальше, ищут своих родных, а у Ингрид есть, кого целовать.