Юрий Тихонравов - Поход Ивана-дурака за смыслом

– А какой он – смысл? Как мне его то есть опознать, коли встречу?

– Лиху-злосчастью смысл не нужен, оно и без смысла работает. Так что полный словесный анфас я тебе не нарисую. Но один верный признак знаю.

– Ну?

– Смысл – это что-то такое, без чего ты вроде бы можешь обходиться, но если представить, что этого совсем нет и никогда не будет, то тебе будет невыносимее, чем в аду.

– Как мороженое? Я мороженое очень люблю.

– Во. Очень правильное сравнение. Ты можешь забыть про мороженое даже на довольно долгое время. Но если тебе сказать: всё, мороженого больше нет и никогда не будет, – жизнь твоя станет как жизнь без смысла.

Иван зачесался, показывая тяжкий ход мыслей.

– Мне петух тут сказал, что мороженое не может быть смыслом, потому что смысл – это состояние. Или я в мороженом состоянии и буду смыслом?

Тут Лихо-злосчастье зашевелило своими многочисленными культями и достало откуда из внутренностей сверкающий шарик шоколадного мороженого.

– На-ка, попробуй – домашнее.

– О, я как раз люблю шоколадное, – взвизгнул Иван, тут же схватил шарик и стал его яростно облизывать. Когда же совсем слизал, Лихо-злосчастье спросило его с нескрываемым интересом.

– Ну как, Иван, тебе моё мороженое?

– Вкусно. Из чего ты тут его делаешь?

– Знамо из чего – из говна?

– Из какого говна? – насторожился Иван.

– Знамо из какого – из собственного. Я ж говорю, домашнее. Не хватало ещё, чтоб я чьё-то чужое говно собирало.

Иван замер в сомнениях, не понимая, смеются над ним образно или надо уже два пальца в рот засовывать.

– Но на вкус же оно точно как мороженое.

– Вот! Главное – это вкус. Переживание вкуса – это твоё состояние. А что вызывает этот вкус – дело уже десятое.

– Не хочу я, что ради такого вкуса говно надо было есть.

– Да? А если никакого другого способа не останется? Вот представь, исчезло во всей вселенной всякое мороженое, а чтобы вновь испытать его вкус, надо поесть чёртова говна.

– Это, конечно, меня утешит – что вкус мороженого ещё где-то есть, но говна всё равно есть не буду.

– А больше и не надо. Только если вкус мороженого и правда станет твоим смыслом, то будешь как миленький. Залезешь в самый ад, чтобы достать заветное говно.

Иван окончательно застыл. Всё ему было не то чтобы непонятно, это дело привычное, но как-то странно. Если что-то не выглядит как говно, не пахнет как говно и на вкус не говно, а вовсе даже мороженое, то как оно может быть говном. И что теперь со всем этим делать.

– Это всё оттого, – прочло Лихо-злосчастье мысли Ивана, написанные большими красными буквами на его лбу, – что ты пытаешься смысл как вещественную вещь представить. Но смысл не вещественная вещь. Он идея. Или даже необязательно идея, а что-то гораздо более смутное. Чувство. Вызывать это чувство могут разные вещественные вещи. Или даже оно может само собой приходить, вообще без вещества. Как сон или блажь.

Иван немного отмер, но не окончательно, и стал хотя бы ковыряться в носу. Лихо-злосчастье смотрело на него со смесью раздражения и жалости.

– Теперь иди, утомил ты меня. Тяжело с вами, дураками.

Иван даже встрепенулся.

– И что, даже не будешь меня никак мордовать?

– Так я тебя говно жрать заставило, что ещё надо. Вали давай. Ищи дальше свой смысл.

Лихо-злосчастье обиженно отвернулось, закрывшись всеми своими культями, а Иван побрёл дальше во тьму Тёмного леса.

Самописная же грамота тем временем зафиксировала и передала в Центр, что смысл – это какое-то твоё состояние, которое ты можешь пережить или хотя бы вообразить, а невозможность которого делает и всю твою жизнь невозможной.

Жил-был Иван-дурак и всю жизнь коллекционировал утюги. Собрал утюги всех марок и переключился на ножницы. Ножницы ему собирать запретили в виду опасности, тогда он переключился на гербарии. Но гербарии было собирать не пересобирать, так что он переключился на игрушечных солдатиков. Солдатики что-то надоели, потому он решил собирать что-то оригинальное – мгновения своей жизни. Собрал полную коллекцию и помер. А мог бы и не собирать.

Жил-был Иван-дурак и всю жизнь стремился стать международным мастером спорта по игре в бирюльки. Игра сложная, требующая большого искусства и ума. Учился Иван учился да так и мастером и не стал, даже отечественным, даже кандидатом. Но это никак не сказалось на его прекрасном самочувствии. Не стал – ну и хрящ с ним. Подумаешь, очень надо. Помер без сожалений.

Шатаясь через буреломы и усиленно плюясь, Иван оказался в полнейшей тьме и даже хотел выколоть себе глаз, чтобы убедиться в этом своём достижении путём сравнения двух видов зрения – через выколотый глаз и через невыколотый. Никогда ещё Иван-дурак не был в такой мгле. Всё было ему смутно, туманно, непонятно и тускло. Что он ищет? Зачем он вообще сюда пришёл? Кто он такой и почему он такой?

Так и замучился бы Иван этими дурацкими вопросами да и глаз бы себе выколол, вольно либо невольно, кабы не явилось-таки обычное дурацкое счастье – сама Жар-птица во всей своей пламенной красе. Половину Тёмного леса она осветила собой. Иван молчал, будто умный, хотя просто онемел и ослеп от упавшего с неба дива.

– Что тебе нужно, Иванушка-дурачок, в этом лесочке тёмненьком? – пронзительно запросила Жар-птица.

– За смысликом царёк меня послал, – отмер Иван, хотя и не совсем. – Пока не найду, не узнаю.

– Не с того ты начал, Иван, – проголосила Жар-птица. – Потому и плутаешь во мраке. Сейчас я тебе всё расскажу – и ты меня поймёшь.

– Ну, – только и промычал Иван, изумляясь уверенности Жар-птицы.

– Главное в смысле – это что ты за него жизнь свою отдашь, так или этак.

– Вот-те раз, – подумал вслух Иван. – Такого уговора не было. – Но это было неофициально вслух, а уже официально вслух он добавил. – Лучше, конечно, этак.

– Этак – это когда ты добровольно и безвременно умираешь, только чтобы смысл осуществился. А так – это когда ты всю жизнь для этого живёшь, сколько бы тебе ни было отмерено, хоть вечность. В обоих случаях смысл по цене равен твоей жизни.

Иван уважительно помолчал какое-то время.

– Красивая ты очень, Жар-птица, только ничего я не понял. Ты же знаешь, что я дурак.

– Без смысла, Иван, ты жить вообще не захочешь. Хотя и умирать будет незачем. И будешь страдательно колыхаться где-то между жизнью и смертью, как сейчас. А когда смысл есть, то можно хоть жить, хоть умереть – всё будет для тебя весело и привлекательно.