Лидия Полякова - Домочадцы и другие лоскутяне

Вчера днём он позвал в свою комнату Нину и Говорящую Собаку Чау.

– Девочки, мне нужна ваша помощь, – сказал он. – Без вас у меня ничего не получится! Ушки Чау поднялись столбиком, что означало крайнюю степень внимания. Нина вопросительно взглянула на него.

– А что делать надо, Миш? Ты же знаешь, я всегда готова, только объясни твою проблему и мои задачи!

– Миша, я тоже готова. Всегда! – Чау обожала приключения, но даже если никаких приключений не ожидалось, любое общее дело приносило ей массу новых впечатлений. Потом она подолгу делилась ими с Вороной и Кошечкой Олли…

Теперь все они были готовы тронуться в путь. Нина была одета по-дорожному, в маленьком сундучке у нее лежала пара строгих платьев, чепец и несколько белоснежных передников. Миша надел парик с небольшой косичкой сзади, наклеил очень правдоподобные усы и бороду, которые перед этим Нина красиво завила ему плойкой, обрядился в зелёные бархатные панталоны с серебряными застёжками под коленями, коричневый сюртук и коричневую же сорочку с серебряной оторочкой по манжетам и воротнику, на плечи накинул тёплую серую шерстяную накидку на клетчатой подкладке.

Короткое прощание с Домочадцами, и экипаж тронулся от ворот Дома…

Дорогой он перебирал в памяти разговор с няней князя Елисея. Дона Кара оказалась маленькой, сухенькой, пожилой дамой, в чёрном суконном платье и чепце с чёрными лентами. Она провела Мишу и Чау в свои небольшие комнаты, примыкающие к личным покоям покойного князя, и тут же стала рассказывать о тех страшных событиях.

– По заведённому много лет назад порядку, я сама каждый вечер часа за два перед сном подавала его высочеству князю Елисею чай в библиотеку. Из моих комнат есть прямой путь, он пролегает по короткому коридору к узкой лестнице, ведущей к дальним дверям библиотеки. Кроме меня этой лестницей никто не пользуется. В тот вечер я, как обычно, приготовила чай, поставила на поднос чайник, чашку, тарелочку с миндальным пирожным, и направилась в библиотеку. Но на ступенях лестницы вдруг поскользнулась и рухнула вниз, разлив чай и разбив старинный чайный прибор князя. Я помню, что очень расстроилась из-за дорогих чашки и чайника. На шум от моего падения Лесик, простите, князь Елисей, тут же вышел из библиотеки, помог мне сесть, срочно вызвал врача, который нашёл, что я сломала ногу. Меня на носилках понесли в комнаты, и тут выяснилось, что ступеньки, по которым я ежедневно спускалась в библиотеку, залиты маслом, и очень скользкие. Врач наложил мне на ногу шину, а новый чай приготовил и понёс князю один из слуг. Мне дали успокоительного лекарства, я уснула глубоким сном. А наутро стало известно, что князь ночью умер. К нашему ужасу выяснилось, что он был отравлен. Слугу, подававшего чай князю, нигде не нашли.

– А что-нибудь выяснить по поводу разлитого на ступенях масла удалось?

– Нет, в ту ночь мне было не до этого, а наутро, когда выяснилось, что мой дорогой мальчик умер, тем более стало не до этого! Да и ходить я ещё довольно долго не могла!

– Скажите, вы не знаете, были ли у князя враги?

– Не более, чем у любого человека. Во дворце не было чужих людей, подданные его любили.

– Но вы говорите, что тот, кто подал ему последний чай, исчез из дворца.

– Да! Это был единственный слуга из свиты княгини, который остался при дворе после её отъезда. Замечаний к нему не было, работал он аккуратно, и никто не предполагал, что он может совершить убийство!

– Как его звали, вы помните?

– Конечно, помню, память у меня пока хорошая! – немного обиделась дона Кара, – Его звали Кабашон, и он был не из дворян.

– А чем занимался при дворе?

– В основном обслуживал помещения – уборка, натирка полов, чистка ковров и гобеленов. Ну и ещё какие-то поручения выполнял, когда было необходимо. Работал он старательно, тут я ничего сказать не могу, мажордом на него не жаловался…

– Как вы думаете, дона Кара, почему он подавал чай князю в тот трагический вечер? Почему он, а не кто-то другой?

– Знаете, вокруг меня поднялась такая суматоха, а Кабашон тут же принялся убирать осколки посуды и сказал, чтобы никто не беспокоился, он сейчас немедленно подаст чай его высочеству… Хотя он не имел никакого права подавать чай князю! Но в тот момент никто не обратил на это внимания.

Няня проводила Мишу туда, где разыгрались эти события. Он внимательно осмотрел место происшествия и убедился, что случайно пролить масло на ступени, ведущие из комнат няни к библиотеке князя невозможно – ни масляных светильников, ни продуктовых кладовых, ни кухни поблизости не было. Значит, масло было разлито на ступенях специально для того, чтобы дона Кара не смогла в тот вечер подать чай князю Елисею. С этим вопросом Миша разобрался. Вернувшись в комнаты няни, они продолжили разговор.

– Пять лет назад, после года неудачного супружества князь развёлся со своей женой. Только для дорогой Принцессы Алины скажу, его женитьба оказалась крайне несчастливой. Жена попалась сварливая и невоспитанная – она совершенно не умела себя вести ни в обществе, ни в семейном кругу. После развода княгиня оставила Лесику чудесных годовалых близнецов. Детей она не любила и вообще не интересовалась ими с момента рождения! Да, она была не только плохой женой, но и самой скверной матерью… Я думаю, князь пытался как-то образумить её. Но она была очень своенравна. После этого раз в полгода сюда за деньгами для княгини приезжало её доверенное лицо, и казначей выплачивал причитающиеся суммы… На этом всякое общение князя с княгиней прекратилось. А в детях он не чаял души, и только для того, чтобы у них не было мачехи, не женился вторично… Князь вёл дневник, пожалуйста, передайте его дорогой Алине, не хочется, чтобы его читали чужие люди. – Дона Кара налила новую чашку чая Мише и себе и протянула печенье Чау.

– Какая милая у вас собачка, дон Миша! Так тихо сидит, и такое впечатление, что внимательно слушает нас! Да! И ещё кое-что я должна вам рассказать. У князя хранилась драгоценная коллекция старинных музыкальных инструментов. Я не очень хорошо представляю себе, в чём заключалась её уникальность, но князь говорил, что эта коллекция древнейших времён, и она наделена волшебной силой. Мне больше ничего об этом неизвестно. Но лет пять назад князь пришёл ко мне сюда поздним вечером и передал мне лютню из этой коллекции и камертон. Он сказал надёжно спрятать их где-то среди моих вещей так, чтобы об этом не знал никто. Я и спрятала – лютню в шкафу среди моих перин, одеял и подушек, а камертон в этом сундуке с моим девичьим рукоделием и старыми памятными мне альбомами и коробками с лентами. Представьте себе, коллекция тоже исчезла, правда, я не могу с уверенностью сказать, что это произошло в ту же самую ночь… Рассказывая, она сновала по комнате, и выкладывала на стол сначала толстую тетрадь в вишнёвом кожаном переплёте с металлическими застёжками, а потом прелестную лютню, украшенную перламутровыми инкрустациями, поражающую совершенством сочетания строгих прямых линий и дивных округлостей. Последним она, покопавшись в сундуке, выложила на стол камертон, и Миша сразу понял, что он настраивает инструменты на совершенно необычный лад. Впрочем, время подробнее рассмотреть и лютню, и камертон, было ещё впереди.