Елена Кузнецова - Ах, мой милый Андерсен

– Иди ко мне, – властно позвала незнакомка, – я сделаю тебя счастливым. Ты сложишь из прозрачных льдинок слово "вечность", и станешь сам себе господином. А я подарю тебе весь свет и новые коньки -и-и…

Порыв ветра унес женщину, ставшую облаком, и Старик заметил рябь на мутной воде канала. Мимо проплывали маски, мишура и бумажные птицы. Около лодки, словно на рейде, замерла белая маска, она смотрела прямо на Старика. Он вздрогнул, перекрестился и отпрянул от окна, – в комнате было спокойнее. Во всяком случае не стоило опасаться странных взглядов. Кто знает, что на уме у этой маски. Бросили ее в воду, или она сама сбежала от хозяина, – береженного Бог бережет. Уж лучше быть от нее подальше. У камина тепло и надежно. Можно не зажигать свечей, и спокойно посмотреть на прошлое. Без торопливости, дневной суеты и посторонних подглядываний. Огонь, словно обрадовался этому и громко хрустнул сухими поленницами. Искорки веселой гурьбой устремились вверх к трубе, пощелкивая тоненькими голосами…

Вот в пламени неожиданно возник оловянный солдатик. Ветер принес к нему бумажную балерину. Розовая фигурка тотчас же запылала. И, сгорая, превратилась в Мать. Она наклонилась к кроватке маленького мальчика. Он раскинул ручки и что-то забормотал в бреду. Мать прикладывает к его лобику влажную тряпицу. Она плачет и крестится. Снова и снова начинает "Отче наш" и не может вспомнить слова молитвы.

А мальчик мечется в жару, и его окружают большие мыльные пузыри. Их оболочки переливаются всеми цветами радуги. Самый большой шар приблизился к Матери и с легким пшиком лопнул ей в лицо. От этого она быстро постарела и превратилась в Старуху: "Я довольна, сынок. Ты учись и ни о чем не думай. У меня все хорошо. В богадельне сытно кормят и топят в большие морозы." Красные, сморщенные от постоянной стирки, руки со вздувшимися венами теребят черную юбку.

По щеке Старика медленно ползут две слезинки.

– Мамочка моя. Гордая, заботливая. Ты никогда не унывала, а я… я даже не знаю, где твоя могилка… – Старик вздохнул и посмотрел на ладонь. – Давай прощаться, дружочек, – рука, помедлив, отдала огню последнюю реликвию. Листок молча вспыхнул. Самый маленький, он горел дольше всех. Но ничего не сказал. И уже в самый последний момент, когда горячая волна пробежала по сгорающим жилкам, он выпрямился…

– Можно мне сорвать листок на память? – Молодой человек показал на цветочный горшок.

– Вы хотите запомнить меня? – Кокетливо выдохнула пышная девушка с сонными глазами.

– От вас у меня останется билетик. Нет, этот листочек будет мне напоминать Венецию.

– Но ведь в Венеции нет деревьев! Как же можно напоминать то, чего нет? Купите лучше нашу керамику или стекло, – такого нет нигде. Или, на худой конец, подберите мишуру с маской, после карнавала они еще несколько недель будут валяться на улицах. – В глазах девушки было такое искреннее изумление, что молодому человеку, не осталось ничего, как объяснить свой поступок.

– Видите ли, – нервное лицо незнакомца порозовело от стеснительности, – я не слишком богат, чтобы купить ваше прекрасное стекло, а брошенная маска хранит чужую память. Этот листочек со временем засохнет. И тогда, глядя на его резную форму, я увижу необыкновенной красоты дворцы и дома на набережных, а эти линии, по которым сейчас бежит сок, помогут вспомнить каналы.

– С вонючей водой, – засмеялась красотка.

– А этого запоминать я не стану! – улыбка осветила глаза молодого человека. И девушка поняла, что она могла бы в него влюбиться, несмотря на бедную одежду, худобу длинного тела и некрасивое бледное лицо.

– Пожалуй, я сделаю это, – девушка притянула его к себе. – От Венеции, – плотоядно прошептал ее сочный рот. И сладкий долгий поцелуй оборвал дыхание молодого человека…

… Старик провел ногтем по своим губам, потом прижал их обеими руками и закрыл глаза…

– Стоит мне на секунду выпустить тебя из вида и вот оно! – Гневный коренастый парень готов был броситься на захватчика.

– Я… простите…

– Луиджи, – голос девушки был жарким. – Синьор – гость нашего города. У него даже нет денег на сувенир. Не будь скупым, – пусть у него останется мой поцелуй.

Луиджи смерил гостя недружелюбным взглядом и молча кивнул в знак согласия, хотя у него были явно иные представления о гостеприимстве.

– Не люблю я эти карнавалы, пора уже за дело приниматься, – проворчал он и припал к устам девушки, как страждущий в пустыне.

– Так я сорву его? – Робко подал голос молодой человек.

Синьорина попыталась показать глазами, что ей все равно, но кавалер знал толк в лобзаниях, – ресницы плотно сомкнулись, надолго спрятав любопытный зеленый свет. Молодой человек потоптался сконфужено, а потом воровато все-таки сорвал листок. Он хотел о чем-то спросить девушку, но вряд ли стоило дожидаться ответа, – скорее он доберется до места назначения, чем закончится этот последний карнавальный поцелуй. К тому же и ему перепало немного – самую малость. Но ему польстило, что судьба подарила такой сувенир.

Хмурое небо висело, словно рваная простыня, над померкшей предвечерней Венецией. Ветер яростно задувал и посвистывал в водосточных трубах. У городской заставы стоял почтовый дилижанс. Четверка лошадей лениво постукивала копытами по мостовой. Возница недовольно поглядывал на небо, – хорошо было бы успеть до дождя. Ночью трудно ехать по такой погоде, но, если повезет, можно удрать от нее, и оставить дождь в Венеции. Этот коренастый толстый увалень считал себя почтенным человеком и очень любил, когда его называли возницей. Не кучер какой-то, который знай себе погоняет лошадей, а уважительно – Возница.

Дилижанс должен быть в порядке, ведь путь предстоял неблизкий. Надо проверить подпруги, внимательно осмотреть колеса. Возница задумчиво постучал палкой по ободу и долго прислушивался к глухому звуку. А потом удовлетворенно хмыкнул, дескать, все в порядке, – молодец, телега!

Закончив с колесами, он принялся проверять двери. Но двери занимают его много меньше, – ведь они имеют отношение к пассажирам. А пассажиры – это не по его части. Вот с колесами все должно быть в порядке, мало ли какие затруднения возможны в дороге, – иная лотерея так выпадет, что лишь резвые ноги лошадей да крепкие колеса смогут отъединить жизнь от смерти. И, хотя все в руках провидения, но и осторожность с предусмотрительностью никогда в лишних не бегают.

Надобно заметить, что для посадки пассажирам было затруднительно добираться. Каретам в Венеции ездить неудобно, а к окраине города вечером на гондоле добраться мудрено, – последняя застава находится далеко от каналов. Когда в путь собирались знакомые, Возница подавал дилижанс поближе к городским дорогам. Но сегодня поездка может и не состояться. С утра не было продано ни одного билета, и Возница уже готов был расстроиться, тем более, что прямо над головой висели тяжелые низкие тучи. А это значило только одно, – дождь готов разразиться в любую минуту.