Сборник - Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

– Знай, о царь веков, что событие, случившееся со мной, гораздо удивительнее всего того, что случилось с другими. До встречи моей с горбуном я был рано утром в гостях на пиршестве, данном некоторым мне знакомым купцом. На этом пиршестве были и портные, и продавцы полотен, и плотники, и другие. С восходом солнца нам подали угощение, и к нам вошел хозяин дома в сопровождении незнакомого красивого молодого человека, уроженца Багдада. Он был одет в платье необычайной красоты и сам обладал привлекательной наружностью, но был только хром. Когда он вошел и поклонился нам, мы все встали. Он же, собираясь сесть, заметил между нами цирюльника и сесть отказался, выразив желание уйти от нас. Но как мы, так и хозяин дома остановили его и заставили занять место. Хозяин же обратился к нему с такими словами:

– Почему это ты не успел прийти и уже собираешься уйти?

– Ради Аллаха, господин мой, – отвечал он, – не удерживай меня, потому что уйти я хочу из-за цирюльника, что сидит с вами.

Хозяин, услыхав это, очень удивился и сказал:

– Как же это может быть, что этот молодой человек, уроженец Багдада, так смущен присутствием цирюльника?

Все мы взглянули на него и сказали:

– Скажи нам причину твоего неудовольствия этим цирюльником.

– Господа, – отвечал молодой человек. – В Багдаде случилось со мной и с этим цирюльником необыкновенное происшествие, и он – причина моей хромоты и того, что у меня сломана нога. И я поклялся, что не сяду в том месте, где будет он, и не стану жить в одном с ним городе. Я покинул Багдад и поселился здесь, в городе, но сегодня же, не дождавшись ночи, уеду отсюда.

– Умоляем тебя, – сказали мы ему все, – ради Аллаха, расскажи нам твою историю с ним.

Цирюльник побледнел, услыхав, о чем мы просим молодого человека. А молодой человек рассказал следующее:

– Знайте, добрые люди, что отец мой был одним из первых купцов Багдада, и Аллах (да прославится имя Его) не дал ему других сыновей, кроме меня; и когда я вырос и достигнул зрелого возраста, Аллах призвал отца моего к себе, и я остался со своим богатством, слугами и служащими. Я начал есть очень хорошо и одевался роскошно. Аллах (да прославится совершенство Его) создал меня ненавистником женщин; и таким образом я жил, пока однажды, прогуливаясь по улицам Багдада, я был остановлен толпой женщин, от которой я тотчас же бежал в боковой глухой переулок и сел в конце его на мастабах. Только что успел я сесть, как отворилось окно на противоположной стороне улицы, и из него выглянула девушка, прекрасная, как полная луна, и такая, какой мне никогда не приводилось видеть. За окном у нее стояли цветы, и она высунулась полить их, потом посмотрела направо и налево и затем, заперев окно, ушла. Сердце мое воспламенилось, и мысли мои все были заняты только ею. Ненависть к женщинам обратилась в любовь, и я просидел на том же месте до солнечного заката, ничего не видя и не помня от страсти, как вдруг появился кади, ехавший по переулку с рабами и слугами перед ним и позади него. Кади остановился и вошел как раз в тот дом, из которого выглянула девушка; таким образом я догадался, что он был ее отцом.

Опечаленный, вернулся я домой и упал на постель, озабоченный мыслями; мои рабыни пришли ко мне и сели около меня, не зная, что со мною, а я не говорил им ничего и не отвечал им на их вопросы, и тоска моя только усиливалась. Соседи стали приходить ко мне и развлекать своими посещениями; в числе посетителей была одна старуха, которая только взглянула на меня и тотчас же догадалась, что со мною делалось; поэтому она подсела к моему изголовью и, ласково обращаясь ко мне, сказала:

– О сын мой, скажи мне, что с тобой?

Я рассказал ей все, что было, и она отвечала мне:

– О сын мой. Это дочь багдадского кади, и ее держат взаперти. Ты видел ее в окне ее комнаты, а отец ее занимает большую комнату под нею. Она же живет в комнате одна, и я часто посещаю ее. Только чрез меня можешь ты добиться свидания с нею и потому успокойся.

Выслушав ее, я несколько приободрился и успокоился душой, чему родные мои очень обрадовались. Я встал совершенно бодрым, в надежде на полное выздоровление, а старуха ушла, но скоро вернулась с совершенно изменившимся лицом и сказала:

– О сын мой. Не спрашивай меня, что она сделала, когда я ей сказала о твоей любви. Она отвечала мне: «Если ты не замолчишь, вздорная старуха, и не перестанешь говорить пустяков, то я поступлю с тобой, как ты того заслуживаешь». Но все-таки я схожу к ней еще раз.

Услыхав это, я опять страшно расстроился, но через несколько дней старуха опять пришла и сказала;

– О сын мой. На этот раз я желаю получить вознаграждение за добрые вести.

При этих словах душа моя успокоилась, я отвечал:

– Ты получишь от меня все, что тебе угодно.

– Вчера я отправилась к девице, – сказала она мне, – и она, увидав меня огорченной и с заплаканными глазами, сказала мне: «Ах, тетушка, отчего ты такая расстроенная?» В ответ на это я заплакала и отвечала: «О, дочь моя и госпожа, вчера я приходила к тебе, посетив одного юношу, который любит тебя и умирает от любви к тебе». Сердце ее тронулось сожалением, и она спросила: «А кто этот юноша, о котором ты говоришь? – «Это мой сын, – отвечала я, – дорогое дитя моего сердца. Несколько дней тому назад он видел тебя в окне, когда ты поливала цветы; и, увидав твое лицо, он разгорелся любовью к тебе. Я передала ему о том разговоре, что мы с тобой имели в первый раз; и это так расстроило его, что он слег: теперь он умирает, и судьба его решена». Она побледнела и сказала: «И это из-за меня?» – «Клянусь Аллахом, из-за тебя, – отвечала я, – и что же прикажешь ты мне теперь делать?» – «Иди к нему», – сказала она, – поклонись ему от меня и скажи ему, что моя любовь сильнее его любви; в следующую пятницу, перед общей молитвой, пусть он придет сюда: я прикажу открыть для него дверь, поговорю с ним немного, и он успеет уйти до прихода отца с молитвы».

Услыхав эти слова старухи, я перестал томиться: сердце мое успокоилось, и я отдал ей одежду, которая была тогда на ней; она пошла от меня, говоря:

– Успокой сердце свое.

– Да я не беспокоюсь более, – отвечал я.

Все мои домашние и мои знакомые рассказывали друг другу о моем благополучном выздоровлении; и я дожил, наконец, до пятницы, когда старуха пришла ко мне и спросила меня, как я поживаю, на что я отвечал ей, что я счастлив и здоров. Я оделся, надушился и стал ждать, когда народ пойдет на молитву, чтобы мне идти к девице, но старуха сказала мне:

– Времени у тебя еще довольно, и было бы лучше, если бы ты отправился в баню и выбрился, для того чтобы уничтожить следы твоей бывшей болезни.

– Это добрый совет, – отвечал я, – но я сначала выбреюсь, а потом пойду в баню.