Уильям Хорвуд - Тоуд-триумфатор

Прощение всех провинностей и прибытие Тоуда в Тоуд-Холл уже само по себе было достаточным поводом для веселья на Берегу Реки. А уж возвращение Крота и Внука Барсука явилось заключительным штрихом, завершившим картину всеобщего счастья.

Радостную весть принес Выдра. Его наблюдатели увидели Крота и Внука еще в пути. Они прибыли в тот же вечер, неторопливо причалив на ялике Брока, умело управляемом Внуком. Все увидели, как похудел и осунулся Крот. Даже для того, чтобы сойти на берег, ему потребовалась помощь, с которой тут же подоспел Рэт.

— Ну вот, — сказал Крот, радостно обводя взглядом всех собравшихся. — Вот я и дома, на родном берегу.

— А это кто же?.. — грубовато спросил Барсук, глядя на юного барсука, который так умело управлялся с яликом.

— Это твой внук, Барсук, — ответил Крот, — и тебе с ним очень повезло, ты скоро в этом убедишься.

Перед Барсуком стоял юноша почти такой же крупный, как и он сам, но в нем были еще грация и простодушие той, которую Барсук любил когда-то всем сердцем. Любой дед был бы счастлив увидеть во внуке повторение таких прекрасных черт. Наверное, никогда в жизни Барсук не был так тронут, как при этой встрече, он робел и стеснялся не меньше Внука.

— Послушай, — сказал он, глядя то на сына, то на внука со слезами на глазах, — ты… ты так похож на ту, которую мы с твоим отцом очень-очень любили. Я… Да…

И если объятие Деда и Внука вышло несколько неловким и неуклюжим, то не стало от этого менее теплым, а присутствующие сделали вид, что не заметили, как Барсук отвернулся на секунду, чтобы смахнуть слезы и собраться с духом.

— Славный парнишка, а, Крот? — спросил Барсук слегка охрипшим голосом, когда пришел в себя, и в этих словах слышалась неподдельная гордость. И может быть, именно после этих слов пришел конец размолвке между Барсуком и его сыном.

— Очень славный, Барсук! — подтвердил Крот с чувством, потому что успел хорошо узнать Внука и полюбить его всем сердцем.

— Ну что ж… — замялся Барсук, не зная, что сказать, — ну что ж…

— Я думаю, Барсук, — пришел на помощь рассудительный Крот, — тебе надо показать Внуку свой дом в Дремучем Лесу, потому что он просто сгорает от нетерпения его увидеть, и еще он ждет не дождется рассказать тебе о нашем плавании.

— Да, — согласился Барсук. — Это прекрасная мысль, я и сам только что хотел предложить…

Редко случалось, чтобы Барсук не мог подобрать нужных слов, но сейчас, уводя своих чад домой, он был так счастлив и так признателен Кроту за помощь…

Следующие несколько дней Барсук, Брок и Внук провели очень уединенно в Дремучем Лесу. А Рэт с Выдрой благополучно доставили Крота домой, в Кротовый тупик, где запировали. Племянник старался изо всех сил, чтобы было чем угостить друзей, и вновь продемонстрировал радушие и гостеприимство, которыми всегда славился дом Крота.

Для Тоуда шесть дней до бракосочетания пролетели быстро, как осенние листья, гонимые холодным ветром. И в одно прекрасное утро он был разбужен Прендергастом, и его, еще полусонного, втиснули в парадный костюм, надели перчатки, на голову водрузили цилиндр, и Барсук, шафер Тоуда, поволок его на террасу.

— Но… — лепетал Тоуд, которого бросило в пот уже от одного вида гостей, собравшихся на его свадьбу.

— Если бы был какой-нибудь выход из положения, я бы только порадовался, — признался Барсук. — Но выхода нет, и ты должен смириться. Не оставь ты письменного предложения вступить в брак, тогда, возможно…

— Но, Барсук, пожалуйста!

— И потом, даже не будь этого письма, разве Мадам не пресекла тебе все пути к отступлению, сделав своим посаженым отцом самого Председателя суда, главным шафером не кого-нибудь, а начальника полиции и уговорив самого епископа совершить над вами обряд?

— Сюда, джентльмены, — сказал главный шафер. — Эти четыре констебля укажут вам, где лучше встать.

Следуя за ними, Тоуд еще острее, чем прежде, чувствовал, что тут никакая не свадьба, — это арест, и теперь уже ничто не сможет помешать приведению приговора в исполнение.

— Н-но… Я не люблю ее, Барсук, и, по-моему, не любил никогда. Я любил саму идею любви, поэзию, мечтания, расставания, встречи, прогулки при луне, безумства, но не это…

— Знаешь что, Тоуд, — сурово сказал Барсук, — все могло кончиться для тебя гораздо хуже! Да что там говорить, мы все успели привыкнуть к Мадам и привязаться к ней! В любом случае сделать ничего нельзя, даже Прендергаст не нашел выхода. Ведь если ты откажешься пройти через все это, Мадам, без сомнения, возбудит против тебя иск за нарушение обязательства. А учитывая, какие важные персоны на ее стороне, и принимая во внимание все твои прошлые провинности, боюсь, что… Да, я очень боюсь, что…

Тут как раз затрубили трубы и раздались поздравления и радостные восклицания избранных гостей на террасе, подхваченные теми, кто собрался внизу, чтобы присутствовать при Торжественном Открытии и, конечно, при бракосочетании мистера Тоуда, которое справедливо расценивалось как самое значительное событие года.

— Она идет! Смотрите, она идет, под руку с самим Председателем суда!

— Барсук! — взмолился Тоуд в последний раз.

Поняв, что умолять Барсука бессмысленно, потому что тот в ответ лишь сильнее сжал его руку, Тоуд повернулся к друзьям, стоявшим неподалеку:

— Рэтти! Крот! Помогите!

Но они только качали головами, мол, смирись, Тоуд! Епископ с Библией в руках тем временем занял свое место. Рядом с ним стоял начальник полиции. Наконец, опираясь на руку самого Председателя суда, появилась невеста, вся в розовом, белом и абрикосовом.

— Неужели никто мне не поможет? — прошептал Тоуд, блуждая по сторонам диким взглядом, не в силах унять дрожь в руках и ногах. — Неужели никто не сжалится надо мной?

И когда он уже склонил голову, совершенно отчаявшись, нашлось существо, способное в полной мере понять ужас бедного Тоуда. Потому что это существо тоже недавно подвергалось давлению и знало теперь цену свободе, которой Тоуду вот-вот предстояло лишиться. И этому существу лучше, чем кому бы то ни было, было известно, как тяжело и ужасно жить рядом с Мадам.

Только сын Мадам, Граф, мог спасти Тоуда. Молодой и неопытный, наивный и храбрый, юноша увидел мольбу в глазах Тоуда и сделал то, что подсказывало ему сочувствие. Вырвав из рук священнослужителя посох, он одним прыжком оказался перед Тоудом и выкрикнул те самые слова, что когда-то выкрикнул Тоуд в минуту его слабости и нерешительности:

— Свобода, месье! Равенство и братство! Бегите, месье Тоуд! Я вас прикрою. Бегите, пока не поздно!

Тоуд услышал бесстрашный призыв и увидел, кто его провозгласил. Долго упрашивать его не пришлось. Так как все внимание было сосредоточено на его бывшей возлюбленной и Председателе суда,