Уильям Хорвуд - Сказки под ивами

Тем временем Рэт промычал что-то чуть более осмысленное и членораздельное.

— Смотри-ка, он пытается говорить, — удивился Барсук.

— Глаза открыл, — кивнул Крот, — хороший признак.

Рэт действительно открыл глаза и даже попытался заговорить. Впрочем, толку от этого разговора было мало.

— Хорошо было, — вздохнул Рэт. Барсук удивленно пожал плечами, а Крот спросил:

— Что было хорошо, старина?

— Даже не знал, что так бывает! Прикосновение к Востоку! Кусочек Аравии! Нет, это того стоило!

— Какой еще Аравии? — не надеясь на ответ, переспросил Крот и переглянулся с Барсуком: им обоим было ясно, что болезнь Рэта прогрессирует с каждой минутой.

Рэт тем временем впал в какую-то прострацию, завращал глазами и стал беспорядочно водить лапами перед собой.

— Рэтти, дружище, поспал бы ты еще, — предложил ему Крот.

— А что, ты хочешь сказать, больше ничего не осталось? — удивленно и обиженно спросил Рэт и, не дождавшись ответа, повернулся к друзьям спиной. — Ты тоже должен попробовать, — донесся с постели сонный голос. — Я тебе говорю, Крот, как лучшему другу. Не обижайся, но это было ничуть не менее вкусно, чем твой знаменитый укропно-чесночный суп.

Глаза Крота блеснули; он вздохнул, наклонился над кроватью и строго спросил:

— Рэт, скажи, что ты ел вчера на ужин?

— И ничуть не хуже, чем твой айвово-тутовый десерт. Так что я рекомендую тебе…

— Рэтти, немедленно проснись!

Но Рэт Водяная Крыса уже крепко спал; болезнь явно отступила, предоставив сну восстанавливать силы выздоравливающего.

— Он что-то съел, — заявил Крот с весьма мрачным видом, — и это было что-то не то. Однажды я уже видел Рэтти в похожем состоянии, когда он переусердствовал, поедая мой пирог с грибами и капустой и тушеные кабачки в соусе из цветной капусты.

— Но это же одно из твоих лучших осенних блюд, — удивился Барсук.

— Вполне возможно, но, как оказалось, не для всех. У Рэта от него несварение желудка. А разговоры о Востоке и Аравии наводят меня на мысль о том, что это Крысенок приложил лапу к тому, чтобы приготовить что-нибудь экзотическое для нашего дорогого Рэта.

Вызванный для обстоятельного разговора, Крысенок подтвердил, что накануне действительно готовил ужин для себя и Рэта.

— Он сам предложил мне попробовать, — сказал он. — Нам уже порядком поднадоели жареные ерши с картошкой, и я решил попробовать сам сварить кой-чего на камбузе. Рэтти согласился с этой идеей, а когда узнал, что мой отец прислуживал на кухне у халифа Аль-Басры, то и вовсе решил во что бы то ни стало отведать восточных блюд, о которых я ему, бывало, рассказывал.

— Эх, Рэтти, Рэтти, — вздохнул Крот, — знаешь ведь, что острая экзотическая пища тебе противопоказана!

— В общем, на той неделе, когда мы с Выдрой были в Городе, я разыскал лавку, торгующую всякими редкими приправами и продуктами (специально для тоскующих по Дальним Краям моряков), где и закупил все необходимое. С того дня я заступил на вахту на нашем камбузе. Начали мы с монгольских раков в малайском бананово-фасолевом соусе…

— Раки! Нет, вы слышали, он накормил старину Рэтти раками, да еще какими-то монгольскими! — сокрушался Крот.

— Да, дядя, — кивнул Племянник. — К тому же в фасолевом соусе, да еще с бананами. Лучше не придумаешь!

— …потом очередь дошла до моего варианта папиного любимого цыпленка по-шальджамийски.

— Как-как?

— По-шальджамийски. Это цыпленок, тушенный в густом соусе из редьки и козьего сыра.

— Редька! Ничего себе!

— Но по-настоящему ему понравились крабы по-касерски, которые подаются с баклажанами, слегка обжаренными на кунжутном масле с куркумой и репчатым луком.

— Крабы! Баклажаны! Жаренный невесть с чем лук! — безнадежно повторял Крот.

— Нет, лук сырой, — поправил его Крысенок, — его добавляют в последнюю очередь уже в готовое блюдо.

— Сырой, — мрачно повторил Крот. Решив, что с него хватит леденящих душу историй об экзотических кушаньях, он подошел к постели больного и громко, почти крича, приказал:

— Рэт, немедленно просыпайся!

С явной неохотой Рэт открыл сонные глаза.

— Нечего удивляться, друг мой, что тебе стало плохо, ты наелся всякой… незнакомой пищи, которую Крысенок по незнанию заботливо приготовил для тебя. Знаешь же, что тебе это вредно.

— Но там не было ничего вредного, все было очень, очень вкусно. Впрочем, признаю: с парой блюд я, наверное, хватил лишнего. Уж очень вкусно было.

— А я боюсь, что ты обожрался тем, что приготовил твой ученик.

— Но оно ведь так вкусно пахло! — взмолился Рэт. — Все, все до единого блюда! У меня слюнки текли, когда они еще только готовились. Ну как тут удержаться! И потом, их ведь готовили специально для меня. Я ничего подобного не ел с тех пор, как к нам на Берега Реки занесло Морехода, отца моего верного ученика и надежного друга. Как я мечтал тогда уехать с ним, посмотреть мир, увидеть дальние страны, о которых он мне рассказывал. Эх, да что там говорить. Знаешь что, Сын Морехода, спой-ка нам одну из тех песен, что слышал твой отец в гареме халифа.

Сын Морехода с готовностью затянул какую-то восточную мелодию, под звуки которой Рэт умудрился сесть в постели и даже начал размахивать лапами, словно дирижируя пением.

— Помнишь Морехода? — задумчиво спросил Рэт.

— Еще бы, — вздохнул Крот.

Как же ему было не помнить давнего гостя Ивовых Рощ, наслушавшись восточных сказок и песен которого Рэт едва не отправился в путь в Дальние Края.

Вдруг Крот тяжело, прерывисто вздохнул.

— Эй, что с тобой, старина? — спросил Рэт.

— Понимаешь, когда тебе было очень плохо, я… мы все… нам показалось, что ты даже больше не выкарабкаешься… Так вот, я тогда подумал, хотя, наверное, это было и глупо с моей стороны, но я…

— Ну говори же, не тяни, дружище. О чем ты подумал?

— Я вспомнил, что однажды удержал тебя здесь, уговорив не отправляться вслед за Мореходом в Дальние Края. Причем сделал я это без всякого на то права. Вот я и пообещал себе, что если ты выздоровеешь, то я никогда не стану больше удерживать тебя от того, о чем ты мечтаешь, даже если ты захочешь уехать далеко отсюда, в загадочные Восточные Страны.

Крепкая дружба Водяной Крысы и Крота была всем известна. Но иногда в жизни наступает миг, когда правда, пусть и горькая, оказывается важнее дружбы. Вот такой момент сейчас настал и для наших друзей. Заставив себя глядеть прямо в глаза другу, Рэт сказал:

— Старик, ты сам заговорил о том, о чем я давно собирался поговорить с тобой. Все верно: если бы не ты, я наверняка отправился бы вместе с Мореходом в Дальние Края. Наши жизненные пути разошлись бы надолго, а скорее всего — навсегда. Я ни о чем не жалею: кому, как не тебе, знать, какая счастливая и наполненная была у меня жизнь здесь, на берегах нашей Реки. И немалую часть моего счастья составляла твоя верная дружба. Но не стану отрицать, что иногда тень сомнения омрачает мое сердце. Я не воспользовался той возможностью, которую судьба дарует нам лишь раз в жизни. И, как ни странно, в последние годы эти мысли преследовали меня все сильнее, особенно с тех пор, как у нас появился Сын Морехода. Если бы он только знал, какие чувства будят во мне его истории о Востоке, его острые кушанья (которые действительно порой приводят к весьма печальным последствиям), если бы он только знал, как широко была открыта для меня дверь в этот сказочный большой мир, открыта именно его отцом много лет назад. И кстати, до конца закрыть эту дверь у меня так и не хватило духу. Крот молчал, опустив голову.